Валерий Терин. Российское сознание в условиях электронного общения: конфликт составляющих.

 

 

Ниже публикуется новая статья профессора, д-ра социологических наук, Действительного члена Международной Академии связи Валерия Павловича Терина. _____________________________________________________________________________________________

I.

По мере воплощения электрической связи в различных средствах коммуникации в сознание населения Земли изо дня в день все больше вовлекается не только то, что происходит на всей планете, но и весь опыт человечества. Нормой становится понимание человеком себя по отношению ко «всем временам и пространствам сразу» (М. Маклуэн) посредством информационных и коммуникационных технологий, или инфокоммуникаций, усиливающих потенциал человеческой деятельности и активизирующих его использование.

Основное значение латинского informo – давать вид, образовывать. В ставших привычными утверждениях типа «Кто владеет информацией, тот владеет миром» в первую очередь имеются в виду достижения лидеров в области производства и использования данных как средства формирования происходящего, хотя в качестве информации все больше привлекают к себе внимание электронные коммуникации с присущим им воздействием самим по себе. Противостояния, характеризующие глобализацию, как бы подчеркивают, что опережающий рост инфокоммуникаций с их возможностями мгновенной обратной связи необходим для благополучия российского общества. Между тем, эта непреложная истина никак не может осуществиться на практике, да и вообще редко привлекает к себе внимание. При объяснении причин этого неблагополучного положения обычно ссылаются на различные объективные факторы, такие как состояние отечественной промышленности, плохая инфраструктура, и проч., упуская из виду человеческий фактор, в том числе духовную жизнь миллионов людей, от которых в решающей степени зависит инфокоммуникационное будущее России.

Очень немногие российские политики ставят развитие нашего общества в непосредственную связь с инфокоммуникациями. Если иметь в виду, что это – люди, особенно чувствительные к мнениям, имеющим большой вес в обществе, то можно утверждать, что благоприятная общественная обстановка, необходимая для того, чтобы информационное общество быстро становилось реальностью, отвечающей нашим национальным интересам, до сих пор остается благим пожеланием

Не только инфокоммуникации, но и высокие технологии в целом не имеют у нас «зеленой улицы», и – более того - множеству людей трудности на этом пути представляются непреодолимыми. И вот уже на протяжении длительного времени такие люди привычно исходят в своей жизненной практике из того, что им надо, главным образом, что-нибудь попроще. Действуя в этом плане, многие из них смогли добиться удовлетворительных для себя результатов, сумев «вгрызться» в окружающую среду, освоить ее и сравнительно прочно держаться в ней на ногах. И для них это - большое достижение, имея которое, им естественно полагать, что лучше иметь такую «синицу» в руках, чем гнаться за известным им больше понаслышке высокотехнологичным «журавлем в небе». Другое дело, что люди эти, прочно обжив свои доэлектронные «ниши», оказались в роли фактора, консервирующего отсталость.

Отсталость эта заключается прежде всего в том, что наша страна продолжает находиться в индустриальном обществе, олицетворяя собой прошлое для уже многочисленных сегодня стран, перешедших в постиндустриальное общество, то есть в общество, более половины ВВП которого составляют услуги. Уже это обстоятельство побуждает обратить внимание на характерное у нас неприятие инноваций. Готовность множества людей, обжившихся в доэлектронном окружении или просто застрявших в нем, и дальше продолжать жить, в принципе, так же, соответствует продолжающейся инфокоммуникационной неразвитости общения, когда и многие российские граждане, получившие доступ в Интернет, не имеют в своем распоряжении ресурсов для продуктивной работы в нем и относятся к нему как к средству развлечения. Этому неказистому положению, свидетельствующему о значительной пассивности нашего населения по отношению к возможностям инфокоммуникаций, соответствует то, что, судя по опросам, множество людей, очутившись в тяжелом материальном положении, перестали надеяться на поддержку со стороны своего непосредственного окружения, уповая взамен на приход «сильной руки», которая должна, якобы, взять на себя бремя их забот. Вспоминается в этой связи давний разговор с одним любителем ««сильной руки» , который был в полном недоумении, услышав вопрос: «А почему вы думаете, что «сильная рука» будет за вас?», да еще последовавший за ним: «А не думаете ли вы, что для того, чтобы произошло, то, что произошло, должна была быть «сильная рука»?»

Успешное развитие инфокоммуникаций предполагает появление в сознании общества «критической массы» отношения к инновациям как к приоритету. Для понимания того, каким образом она может быть создана как можно скорее, важно иметь в виду историческую основу, на которой формируется современное российское сознание и метаморфозой которой оно является.

II.

В данной статье эта основа рассматривается, главным образом, применительно к одновременности и последовательности как принципам восприятия в связи с информатизацией. Среди других значимых сторон формирования российского сознания следует также выделить отношение к инверсии как к своего рода реактивному «развитию наоборот», «движению вперед через отталкивание», становящемуся императивным для каждого данного общества, когда его выживание требует от него выхода на уровень достижений (в экономике, экологии, культуре, строительстве вооруженных сил, качестве жизни и т. д.) другого общества или других обществ, а уровень этот, в свою очередь, предстает в виде определяющего для мира в целом, как бы последний при этом ни понимался. Из вещей, на которые сравнительно редко обращают внимание, заслуживает внимания и доставшееся нам от Византии «манихейское начало», побуждающее своих носителей с легкостью впадать в состояние гражданской войны и видеть даже в достойных компромиссах измену «правому делу», в плане которого А.Н. Толстой изобразил доктора кукольных наук Карабаса Барабаса в виде бескомпромиссного злодея – в отличие от хозяина кукольного театра Манджафоко, его аналога в «Пиноккио» Карло Коллоди, который, при всем своем рационализме, первоначально побудившим его использовать деревянного человечка в качестве дров для приготовления жаркого, оказывается «неплохим парнем» и дарит ему пять золотых монет просто так, по доброте душевной. Общение посредством электросвязи выводит в восприятии на первый план одновременность, поскольку электричество, обеспечивая быстрое поступление как бы со всех сторон множества всевозможных сообщений, попросту не оставляет человеку времени на то, чтобы понимать их линейно и последовательно, когда одно должно логично вытекать из другого, и ему не остается ничего другого, как размещать их в сознании, располагая мозаично и соединяя их между собой через интервалы. Неудивительно, что и образующаяся посредством электричества электронная культура общения в целом, - а ее развитие обеспечивается прежде всего инфокоммуникациями, - стимулирует в первую очередь восприятие по принципу одновременности, структурно подобное акустическому пространству, центр которого может быть для воспринимающего его человека везде и которое требует, тем самым, децентрализации.

В наших условиях одновременность восприятия, требуемая электронной культурой (а для большинства она представлена сегодня прежде всего телевидением), в сознании множества людей накладывается на одновременность восприятия, предполагаемую общинностью. Ее действие проявляется в той выдающейся роли, которую у нас играет тактильность, обозначение отношений между людьми посредством осязания, прикосновения к друг другу, что совсем нетрудно установить эмпирически: когда вы стоите в очереди или находитесь в общественном транспорте, а то и просто разговариваете с знакомыми, то вряд ли вас удивляет, если кто-то из окружающих будет до вас дотрагиваться. Утверждают, что общинной культуры у нас больше нет. Но если не отождествлять общину с квасом, балалайкой, сарафаном и смазанными дёгтем сапогами, то, имея в виду тактильность, принятую у нас в общении, можно сказать, что община всегда с нами. Человек общинной культуры, изо дня в день касаясь других людей (точнее, соприкасаясь с ними), привычно свидетельствует и себе, и им, что он в мире не одинок, что он - со «всеми», что он жив, наконец, поскольку устанавливает свое бытие через этих «всех», - недаром «на миру и смерть красна», - и само собой разумеющаяся тактильность в повседневном общении как раз и указывает на то, что и сейчас общинность, как и давным-давно, продолжает оставаться для нас привычным принципом мировосприятия.

Само по себе распространение электронной культуры с предполагаемым ею приматом одновременности восприятия способствует тому, что человек, не прошедший школу книжной культуру и чуждый ей, подавляет в себе последовательность, необходимую для его самостоятельного отношения к происходящему. Сегодня многие люди практически не читают литературу, предполагающую с их стороны самостоятельные интеллектуальные усилия. Это, кстати, наглядно проявилось не только у нас, но и во всем мире, когда в школу с ее стандартами образования, требующими рассуждать линейно, последовательно и логично, то есть сложившимися на основе восприятия по принципу последовательности, пошли дети, сформированные телевидением, а затем и другими средствами электронной коммуникации. Если восприятие в виде последовательности оставлять без соответствующей поддержки, то усиление под действием электронной культуры роли восприятия по принципу одновременности, - которое в нашем случае к тому же накладывается на одновременность, требуемую общинностью, - может стать мощным фактором создания положения, когда появляется множество людей, испытывающих непроизвольную неприязнь к вдумчивому чтению, то есть к тому, что необходимо человеку для самостоятельного продуктивного мышления. Среднестатистический гражданин РФ тратит на чтение книг около 10-20 минут в неделю, а на телевидение – три полных рабочих дня. (http://www.1tv.ru/imgorig/20041216125234.GIF"). Что же касается школьников, то около половины из них сегодня книг вообще не читает, предпочитая им журналы и видеофильмы (http://www.1tv.ru/imgorig/20041214160806.GIF" alt="). Глядя на эти данные, напрашивается вывод, что людей, которые с порога отвергают книжную культуру, требующую духовной самостоятельности, стало у нас действительно много, что свидетельствует о снижении интеллектуальных стандартов населения. Это особенно неблагоприятно в условиях современной неопределенности, когда фактор самостоятельности мышления большинства может оказаться для жизни страны решающим.

Как показывают исследования (Ellul J., La Propagande. 2e éd. Paris. // Économica, 1990), если люди читают преимущественно то, что не требует от них напряженной умственных усилий, - например, непритязательную детективную литературу, когда человек поглощает текст наподобие того, как смотрят телевизионные передачи, - у них ухудшаются память и наблюдательность, а эти вещи могут оказаться решающими в их жизни. Таким образом, приведенные данные отношении к чтению являются действительно очень тревожными.

III.

В Советском Союзе в ходе культурной революции 20-30-х годов, с развитием системы народного образования с его упором на ликвидацию неграмотности и книжную культуру, в восприятии множества людей на первый план выдвинулась последовательность, предполагающая приоритет визуального пространства. На первый план выходило, тем самым, соответствующее ему линейно-перспективное видение как в прямом, так и в переносном смысле (например, применительно к пониманию хода всемирной истории), а оно должно строиться человеком самостоятельно.

Линейная перспектива, позволяя математически точную организацию пространства, была необходима для индустриализации («Метод, который предложили в эпоху Возрождения и который назвали «перспективой», замечателен в том отношении, что он носит объективный характер, что он никак не связан с художественным образом, а основывается только на законах геометрии и одновременно учитывает характер работы человеческого глаза.» - Раушенбах Б.В., Системы перспективы в изобразительном искусстве. Общая теория перспективы. М., 1986, с. 11). Вместе с тем, ее укоренение в восприятии означало формирование человека, утверждавшего свое «Я» как отличного от всех других. Связь линейной перспективы как с индустриализацией, так и с ролью человека, определяющегося в ходе самостоятельного формирования отношений на основе коллективистских стандартов, наглядно показана в кинофильме Г. Александрова «Светлый путь» (1940 г.). Триумф героини кинофильма, прошедшей многим тогда понятный и близкий путь от малограмотной девушки до передовой работницы, в конце подчеркивается ее изображением на фоне уходящих к точке схода ткацких станков.

Новый тип человека, выдвинувшийся в Советском Союзе на передний план в те годы и сыгравший решающую роль в победе в Великой Отечественной войне, нес в себе, таким образом, не только традиционную приверженность ценностям общинного типа (когда действует объединяющий принцип одновременности восприятия, в соответствии с которым «сам погибай, а товарища выручай»), но и находящийся с ним в сложных отношениях, зачастую подкрепляющий его мощный заряд индивидуализации на основе коллективизма.

Открытие множеством людей нового пространства своей жизни, которое через его предметное наполнение создается ими самими, выражалось в высвобождении огромной творческой энергии. Массовый трудовой подъем тех лет объясняется, тем самым, не только возникновением общества на основе разделяемых большинством населения коллективистских ценностей, но при этом и взрывообразным характером энтузиазма самопорождения людей, в новой «программной оболочке» открывавших для себя возможности самореализации, - что убедительно показано в фильме «Время, вперед!» (1966). Как отмечает Е. Перемышлев, М. Швейцер, поставивший этот фильм по одноименной пьесе В. Катаева, ориентировался на новый тип человека и новое пространство его жизни, как это было отображено в живописи 1930-х годов (прежде всего в картинах А. Самохвалова, А. Дейнеки, Ю. Пименова).

Отметим как еще одно важное обстоятельство, что индивидуализация человеческой личности, задаваемая развитием восприятия по принципу последовательности в ходе культурной революции, шла рука об руку с быстрой электрификацией производства и общения. Под действием прессы, радио и кино, телефона и телеграфа, электросвязи вообще в сознании все большего числа людей происходящее представало и по принципу одновременности, что, в свою очередь, делало для них уже само собой разумеющейся его самостоятельную дифференциацию и систематизацию на этой основе.

IV.

Имея в виду электронную составляющую глобализации, можно говорить о людях, ей соответствующих. Это, очевидно, такие люди, в деятельности которых восприятие по принципу одновременности как «качественного», моделируемого наподобие акустического пространства и обеспечиваемое правым полушарием головного мозга, дополняется и уравновешивается «количественным» левополушарным, ориентированным на визуальное пространство, аналитическим и индивидуалистско-коллективистским или корпоративистским (еще в конце 19-го века Джон Д. Рокфеллер заявил, что индивидуализм морально устарел и противопоставил ему ценности корпоративизма).

Говоря о правополушарном и левополушарном восприятии и мышлении, следует иметь в виду опасность вульгарного материализма, сводящего сознание к деятельности головного мозга. Делать это тем более нельзя, если учитывать действительную значимость выявления исторически и культурно обусловленных левополушарных и правополушарных функций. Обратим внимание на то, что именно человек, своеобразно сочетающий в себе принципы одновременности и последовательности, то есть левополушарные и правополушарные функции восприятия и мышления, в Советском Союзе стал определяющим в результате культурной революции. Дело, казалось бы, оставалось только за тем, чтобы энергия этого человека находила для себя необходимый творческий простор в ходе поступательного общественного развития, что, в свою очередь, предполагало соответствующую ей роль государства. Не вдаваясь здесь в подробности, отметим, что во второй половине 60-х – первой половине 70-х годов в Советском Союзе победила централизация в форме «номенклатурного пакта», когда определяющим для принадлежности к руководящему слою стало «соблюдение правил игры», а не текущее состояние общества. Санкционированный тем самым уход управленцев от ответственности за положение дел в стране, предопределяя ее развал, оборачивался мифотворчеством по формуле «Давайте скажем!», вариантом которого в условиях все большего разлада официальной идеологии с действительностью стало распространенное высказывание «Не надо подменять правдой факта правду жизни!». Создалось положение, которое уже в силу своей алогичности принижало левополушарное восприятие, стимулируя правополушарное со свойственным ему ресурсом мифологизации. Более того, интересы самосохранения правящего слоя, консолидировавшегося в рамках «номенклатурного пакта», выразились в превращении государственной власти в непреодолимый барьер для творческой самореализации человека, неразрывно воплощавшего единство ее «количественных» и «качественных» координат.

«Экономические эпохи различаются не тем, что производится, а тем, как производится, какими средствами труда» (Маркс К. Капитал. Т.I, М., 1963, с.191). Развал СССР произошел под действием его отставания от индустриально ушедшего вперед мира на две экономические эпохи - интенсивного производства, названного Арнольдом Тойнби "эфиреализацией", и новой технологической революции, под действием которой современное общество и стало пониматься как информационное. На переход к первому в свое время был нацелен проект реформы 1965 года. Сам этот проект был результатом замедленной реакции государственной власти на проблему перехода к интенсивному производству, поскольку впервые она стала в СССР предметом публичного обсуждения еще в 1954 году. При всей своей бюрократической половинчатости проект реформы 1965 года строился из расчета на подчинение производства интересам потребления, и осуществление реформы давало бы шансы на демократизацию экономической и общественно-политической жизни.

По подсчетам, опубликованным в газете "Монд", в первые годы брежневского правления омоложение руководящих кадров шло гораздо интенсивнее, чем это было при Горбачеве. Но способные выдвиженцы оказались в большинстве своем лишены значительной вертикальной мобильности. Вместо реформы наступил развитой социализм.

Обозначение социально-экономического строя в CСCP как развитого социализма, установившееся с 1967 г., когда оно было пущено в оборот ЦК КПСС в связи с 50-летием Октябрьской революции, при всей своей надуманности утверждало примат эволюционизма и своеобразной общинности. Ведь ведущая роль в нем отводилась социальной однородности, исключавшей классовую борьбу и вообще непримиримые социальные конфликты и, тем самым, обязывавшей участников общественно-политического действия находить взаимовыгодные решения. В результате недвусмысленно оставлялись навсегда в историческом прошлом тезисы об обострении классовой борьбы по мере строительства социализма, которыми в свое время власть оправдывала свою репрессивную политику.

Итак, на протяжении более двух десятилетий, то есть времени, достаточного для того, чтобы родилось и стало взрослым целое поколение, советские люди изо дня в день ориентировались на то, что они не являются строителями «коммунизма» (отодвинутого в неопределенно далекое историческое будущее), что живут они в свободном от классовой борьбы обществе, природе которого соответствует гармоничное развитие, направленное на максимально полное удовлетворение реальных человеческих потребностей. Чего же казалось бы, еще надо?

Особую роль в понимании того, как наше общество замкнулось в себе настолько, что оказалось неспособным вписаться в глобалистский тип развития, четко обозначившийся в процессе успешного овладения новыми технологиями в странах, ушедших вперед в своем экономическом развитии, может сыграть все то же понятие развитого социализма. Ведь поскольку ведущим в общественной жизни является идеологическое принуждение, его символика действительно способна предопределять многое.

V.

То ли из-за логической непоследовательности своих авторов, то ли из-за каких-то конъюнктурных соображений, то ли действительно из-за их безбрежной веры в возможности идеологических заговариваний, но в понятии "развитой социализм" уместились взаимоисключающие установки, ибо сводились в нем воедино, переплетались и отождествлялись цель развития и его результат. Подъем жизненного уровня в ходе преодоления научно-технического отставания, что, соответственно, и делало бы советское общество развитым, - это одна вещь, но уже совсем другая - объявление его уже «развитым», то есть достигшим того, что только предполагалось в первом случае. Иначе говоря, поскольку достижение Советским Союзом передового уровня развития выступало в виде цели, понятие развитого социализма ориентировало общество на эволюционное преодоление собственного несовершенства; поскольку же на место цели ставилась уже готовая действительность, оно сразу же приобретало косное, консервативно-охранительное и даже реакционное содержание. Власть, выступавшая от имени развитого социализма, не только ставила себя тем самым на историческое перепутье, но уже в силу неравенства его двух "составных частей", - цели, средства для достижения которой надо еще было создавать, и достигнутого, укорененного в обществе результата, представленного прежде всего бюрократическим централизмом, - больше тяготела к последнему, то есть к тому, что ориентировало ее на прошлое. Закреплением этого тяготения явился ввод войск стран-участниц Варшавского договора в Чехословакию в 1968 году; в то же время интеллигенция стала особо важным объектом политического сыска, научная мысль все активнее стала упрятываться в доступные только немногим издания с грифом ДСП ("Для служебного пользования"), но и там бдительные редакторы следили, как говорил один из них, чтобы "под видом критики не проскользнула апологетика".

Подмена цели готовым результатом, осуществлявшаяся на вершине пирамиды власти, направляла усилия всего подчиненного ей гигантского идеологического аппарата на соответствующее раздвоение сознания населения страны, которому одновременно предлагались в качестве одинаково истинных, по существу, взаимоисключающие установки: у общества есть определенная цель - и вместе с тем она уже достигнута; надо двигаться вперед - и вместе с тем то, что впереди, бесцельно. Эта мучительная экзекуция, длившаяся все те же двадцать с лишним лет «триумфа развитого социализма», не могла не приводить к разрушительным результатам: человек изо дня в день погружался в мир, где было принято говорить одно, думать другое, делать третье. Неудивительно, что у него укоренялось устойчивое отвращение к напряженной умственной работе, то есть как раз к тому, что может создавать и поддерживать иммунитет ко всякому оболваниванию, - когда ослаблялась левополушарная составляющая восприятия, требующая от человека разумных самостоятельных решений, и уже в силу этого усиливалась правополушарная, склоняющая к мифологизации действительности.

***

Для успешного развития России необходимо, чтобы этого недвусмысленно хотела основная часть населения, что, в свою очередь, должно выражаться в понимании им как общезначимых параметров общественных преобразований в современном мире в целом, так и того, как воплощать их на практике. У этого вопроса есть, по крайней мере, два важных аспекта: во-первых, наличие проектов, в которых большинство может видеть свое удовлетворяющее его место, что, в свою очередь, означает, что реализация таких проектов должна предполагать планы, конкретизируемые в заданиях и цифрах, когда ясно, что и с кого спрашивать, а во-вторых – обеспечение общедоступности инфокоммуникаций с присущей им обратной связью и, соответственно, законодательные гарантии права на информацию и коммуникацию (коммуникацию как связь и коммуникацию как общение), когда каждый уверен, что если он чего-то важного в общественной жизни не знает, то прежде всего с помощью государства как гаранта этих прав сможет узнать, а если захочет высказаться, то будет услышан.

Процессы деформации и распада типа человека, органично сочетающего в себе традиционалистскую правополушарную и индивидуалистски-коллективистскую левополушарную составляющие восприятия, выражаются как в гипертрофированном росте индивидуализма с характерной для него обратной стороной, так и - нередко - в деградации общинных начал до приживальческих. В новых условиях перед нами возникла напоминающая прошлую задача добиться того, чтобы в нашем обществе определяющим стал тип человека, восприятие которого динамично сочетает и соподчиняет эти две составляющие, в наибольшей мере соответствуя требованиям развития информационного общества. Все остальное обрекает на дальнейшее отставание.

________________________________________________________________________________

Примечание Редактора сайта.

Опубликованный выше текст статьи, включает в себя авторские дополнения и правку, которые были внесены В.П. Териным 9.03.06.