Алексей Шестопал

 

Памяти Ивана Георгиевича Тюлина

 

 

            С Иваном Георгиевичем Тюлиным, а тогда, конечно, просто с Ваней мы познакомились в конце 60-х на семинаре Дмитрия Владимировича Ермоленко по моделированию международных отношений. Семинар проходил то в МГИМО, то в МИДе. Мы с Борей Старостиным были уже аспирантами, а Ваня был еще студентом, и нас удивило решение Дмитрия Владимировича поручить Тюлину подготовку ответственного заседания семинара, на котором должны были присутствовать ведущие специалисты ИМЭМО. Иван справился отлично, и мне запомнилась его манера свободно и достойно держаться в разговорах с собеседниками любого возраста и ранга. Он немного подражал Ермоленко, даже в мимике и интонациях голоса, но ему это сочетание солидности с юмором шло.

            Познакомившись, мы с Ваней стали узнавать друг друга на выставках, концертах и премьерах спектаклей, где он часто появлялся со своей мамой Натальей Ивановной. Составился общий круг знакомых – не только международников, но и молодых музыкантов и художников.

            Вскоре Тюлин стал аспирантом и основным помощником Ермоленко по проведению семинаров в МИДе, а также заседаний секций по международным отношениям в Социологической ассоциации и Философском обществе, которыми руководил Дмитрий Владимирович. В эти же годы Иван работал помощником Ректора МГИМО. Поэтому когда он защитил кандидатскую и стал руководителем Проблемной лаборатории системного анализа МО, то он уже всех знал и его все знали. В МГИМО он по существу выполнял ту функцию, которую выполнял Ермоленко в МИДе – соединения международников-ученых с международниками-практиками.

            В период подготовки Международного политологического конгресса в Москве в 79 году Иван был уже самостоятельной и заметной фигурой. На всех обсуждениях программы конгресса он твердо поддерживал курс Шахназарова на открытость отечественной политической науки (тогда еще не принято было говорить «политологии») и ратовал за ее связь с социологами, с конкретными исследованиями, что должно было предохранить нас от вторичности и заимствования чужих образцов, не вписывающихся в наши политические традиции.

            В те же годы на разных площадках он выступал по вопросам внешней политики стран Западной Европы, исподволь стараясь преодолеть скептицизм и опасения по отношению к европейской интеграции, которые тогда широко бытовали в Москве.

            Порой мы пересекались в зарубежных командировках, где Иван был прекрасным компаньоном в прогулках  по паркам и средневековым европейским улочкам, по картинным галереям и, особенно, по букинистическим лавкам и развалам. Он любил хорошую кухню, и ему можно было довериться в выборе кафе, историю и меню которого он обычно знал.

            После конгресса 79 года мы некоторое время встречались реже, И вновь стали часто видеться в конце 80-х годов, когда Тюлин решил защищать докторскую диссертацию в Институте общественных наук, где был создан первый диссертационный совет по политологии. Следовательно, он должен был обсуждать диссертацию на кафедре философии ИОН (отвечавшей и за политологию), которой я заведовал. Тюлину предстояло защищать первую в стране диссертацию по политологии, и он готовился необычайно тщательно. Он опубликовал отличную монографию по концепциям французской внешней политики и несколько раз дорабатывал, отшлифовывал текст диссертации и автореферата. В конце концов, его обогнал другой мгимовец Коля Жданов, который получил диплом доктора политических наук №1, а Тюлин - №2. Мы их называли «политонавт №1» и«политонавт №2».

            В этот период мы с моей женой Леной не раз бывали в уютной квартире Ивана и его мамы Натальи Ивановны на Большой Ордынке, где все отличалось изяществом: мебель, картины, убранство стола. У нас оказался целый пласт общих семейных воспоминаний. Мой отец, инженер-литейщик, знал отца Натальи Ивановны – академика Ивана Одинга, главу известной школы ленинградских металловедов. Наталья Ивановна знала и любила историю ленинградского театра предвоенных лет и с интересом расспрашивала о сценических работах и знакомствах моей мамы в Ленинграде 20-30-ых годов.

            После докторской защиты Тюлина мы планировали совместные работы политологов МГИМО и ИОН с участием специалистов из других институтов. Успели издать один сборник – «Мировое сообщество: философия политики и политические процессы», собирать который нам с Иваном помогала Таня Алексеева, в то время руководившая сектором философии политики в Институте философии. Презентация сборника была намечена на сентябрь 1991 года, но в этот момент политические процессы круто перешли из сферы теории в сферу практики. ИОН был закрыт и первым, кто позвонил мне с предложением о работе, был Тюлин. Я вернулся в МГИМО. Начался новый этап нашего сотрудничества, которое шло по нескольким направлениям.

            Во-первых, по инициативе Торкунова был сформирован диссертационный совет, где совместно работали историки и политологи. Тюлин был назначен председателем совета, а я его заместителем. В объединении историков и политологов на этой стадии был большой резон, но и немалые трудности. Резон был тот, что представители научной дисциплины с большой традицией способствовали становлению молодой дисциплины и одновременно сами могли воспринимать дух ее новаций. Трудности заключались в том, что историки не без сопротивления воспринимали проблематику, а главное саму терминологию политологов, где как всегда в период подросткового самоопределения наряду с удачными категориями было немало группового жаргона. Потом политологи и историки разделились, но до сих пор мы любим вспоминать наши совместные дискуссии, доброжелательность и тактичность Ивана Георгиевича в согласовании позиций и поисках оптимальных решений и формулировок.

            Во-вторых, в 97 году кафедры политологии и философии предложили создать межкафедральный семинар, руководителем которого стал Тюлин. На первом заседании докладчиком был Алексей Салмин, у которого только что вышла вторым изданием монография «Современная демократия: очерки становления». После него на семинаре выступали ведущие политологи МГИМО и других институтов. В тот год мы с Андреем Мельвилем часто собирались у Тюлина, разбирая прошедшие заседания семинара, планируя будущие. Понемногу обсуждения проблематики семинара перерастало в обсуждение перспектив нового факультета политологии, который и был открыт в 1998 году.

            В те годы мы часто встречались и у нас дома, поскольку Елена Шестопал стала вице-президентом Международной ассоциации политических наук и у нас нередко гостили политологи из разных стран. Большой компанией с шутками и шарадами по поводу нашей «родной мичуринской политологии» и ее героев мы проводили уходящий век и встретили новое столетие. Иван с большим обаянием участвовал во всех розыгрышах, его шутки всегда были точными и тонкими и никогда не были обидными.

            Он вообще был удивительно обаятельным собеседником. Я часто просил его принять того или иного латиноамериканского посла и всегда эти встречи были теоретически содержательными, практически полезными и по-человечески теплыми.

            Кроме диссертационного совета и политологического семинара мы на протяжении ряда лет совместно занимались изданием серии «Выдающиеся ученые МГИМО», где Иван Георгиевич был ответственным редактором выпусков, посвященных Замошкину, Ермоленко, Разумовичу и Шишкину. Он уделял большое внимание традициям МГИМО, как никто знал его историю и людей – преподавателей, студентов, выпускников разных лет.

            Последний выпуск этой серии, вышедший под редакцией Тюлина, был вторым изданием сборника, посвященного Замошкину, где целью ставилось не только собрать воспоминания о Юрии  Александровиче, но и поразмышлять над судьбами поколения шестидесятников. Сам Тюлин тоже считал 60-е годы решающими для своего становления. Он вообще рано повзрослел и легко находил общий язык с людьми, изрядно превосходившими его по возрасту.

            Другой проект, который он возглавлял и в котором участвовали кафедры философии, социологии и дипломатии, был связан с проблемами межкультурного общения в современном мире. Проект этот получил грант по федеральной программе, включал в себя проведение ряда круглых столов и конференций и завершился изданием коллективной монографии «Культура толерантности и опыт дипломатии». Трудно представить себе лучшего руководителя по данной тематике, чем Иван Георгиевич, который воплощал собой открытость к иной культуре и терпимость к иному мнению. Единственное, чего он не терпел, это хамство и невежество. Он был убежден, что нельзя добиться толерантности и взаимного уважения благими пожеланиями и призывами. Необходим труд, глубокое погружение в иную культуру, переживание иной традиции.

            Для него самого такой культурой и такой традицией была западноевропейская, в первую очередь, французская. При этом он отлично сознавал все ее отличия от российской. Мне всегда было интересно следить за его беседами с другим «русским европейцем» Алексеем Салминым, также блестяще знавшим историю и культуру Франции. Иван скептически относился к идеям многопартийности и перенесения опыта европейского парламентаризма в Россию, которые увлекали Салмина в 90-е годы. И старался помочь Алексею преодолеть разочарования и огорчения, которые постигли того и в сфере теоретических построений, и в сфере практической политики.

            В свою очередь, Салмин старался помочь Ивану преодолеть волны тревоги, которые охватывали того при размышлениях о кризисе культуры европейского Просвещения. При этом следует учесть, что Салмин придерживался позиции христианских основ европейской культуры, а Тюлин склонялся к точке зрения самодостаточного рационализма. Так что общность мнений в таких беседах  присутствовала не всегда, но радости общения это не мешало. Последний раз мы с Иваном говорили на эту тему уже после кончины Салмина. Весной 2007 года Тюлин попросил меня заменить его на встрече с главным редактором журнала «Эспри» (Иван, крайне обязательный в отношении намеченных встреч, должен был срочно ехать к врачу. Начинались его медицинские мытарства). Я рассказывал ему о беседе с французами, о сопоставлении этнических молодежных волнений 2000-х годов с молодежными движениями 60-х годов. Иван с горечью говорил о беззащитности европейской культуры перед вызовами этно- конфессионального радикализма, вспоминал беседы с Салминым…

            В завершении хочу сказать еще об одной черте Ивана. Он умел быть первым, но он умел быть  и вторым. Тандем Торкунова и Тюлина действительно спас МГИМО в труднейшие 90-е годы, стал примером человеческих отношений  и для команды ректората и для института в целом. 90-е годы – второе рождение МГИМО, этап, не уступающий, а может быть превосходящий по сложности первые годы МГИМО, период Францева, Тарле, Крылова… Теперь имя Ивана Георгиевича Тюлина – в их ряду.