КАФЕДРА ФИЛОСОФИИ МГИМО(У)

ЭЛИТОЛОГИЯ

СПЕЦКУРС ПРОФЕССОРА АШИНА Г.К.

Лекция 1.            Предмет элитологии, ее место в системе обществознания

Лекция 2.                   Генезис элитологии. Протоэлитология

Лекция 3.                   Классики элитологии конца Х1Х – первой трети ХХ в.

Лекция 4.                   Эволюция элитологии с ЗО-х гг.ХХ в. по начало ХХI в.

Лекция 5.            Методологические установки элитизма

Лекция 6.                   История российской элитологии

Лекция 7.                   История американской элитологии

Лекция 8.                   Современные дискуссии о понятии элиты

Лекция 9.                   Элитаризм и демократия.Элитарная и эгалитарная парадигмы

Лекция 10.                Элитаризм и плюрализм

Лекция 11.                Трансформация и смена элит (на материалах истории российских элит). Дореволюционные элиты.

Лекция 12.                Теория «нового класса».Советская элита (поколенческий анализ)

Лекция 13.                Постсоветская элита, ее структура. Политическая и администиаивно-бюрократическая элита. Бизнес-элита. Культурная элита.Региональные элиты. Взаимоотношение элит.

Лекция 14.                Рекрутирование элит. Проблема элитогенеза.

Лекция 15.                Элитное образование.

Занятие 16.               Круглый стол по элитологии.

 

Лекция 1
Предмет элитологии, ее место в системе обществознания

Предмет элитологии. Элитология сложилась как комплексное междисциплинарное знание, лежащее на стыке политологии, социальной философии, политологии, социологии, всеобщей истории, социальной психологии, культурологии.

Элитологию можно рассматривать как науку о социальной дифференциации и стратификации, точнее как науку о высшей страте в любой системе социальной стратификации, об ее особых функциях, связанных с управлением системой в целом или тех или иных ее подсистем, в выработке норм и ценностей, которые служат самоподдержанию системы и ее развитию. К элите относится часть общества, которая занимает ведущие позиции в выработке норм и ценностей, определяющих функционирование и развитие социальной системы, которая является той референтной группой, на ценности которой, считающиеся образцовыми, ориентируется общество. Это или носители традиций, скрепляющих, стабилизирующих общество, или, в иных социальных ситуациях (обычно кризисных) – наиболее активные, пассионарные элементы населения, являющиеся инновационными группами. Таким образом, элитология – это наука об элитах и, следовательно, и об основаниях дифференциации общества, о критериях и легитимности этой дифференциации.

Наконец, часто (прежде всего в политологии) об элите говорится в узком значении этого термина как о политико-административной, управленческой элите. Именно эта составная часть элитологии стала (может быть, без достаточных на это оснований) наиболее важной, распространенной, «прикладной» частью элитологии, хотя это – лишь одна из многих элитологических дисциплин. В этом узком смысле предметом элитологии (точнее говоря, политической элитологии) является исследование процесса социально-политического управления и, прежде всего, высшей страты политических акторов, выявление и описание того социального слоя, который непосредственно осуществляет это управление, являясь его субъектом (или, во всяком случае, важнейшим структурным элементом этого субъекта), иначе говоря, исследование элиты, ее состава, законов ее функционирования, прихода ее к власти и удержание этой власти, легитимизация ее как правящего слоя, условием чего является признание ее ведущей роли массой последователей, изучение ее роли в социальном процессе, причин ее деградации, упадка (как правило, вследствие ее закрытости), и ухода с исторической арены, как не отвечающей изменившимся историческим условиям, изучение законов трансформации и смены элит.

В структуру предмета элитологии непременно входит история развития знаний об элитах, то есть история элитологии. В центре элитологии находится исследование ее законов – законов структуры (строение элиты, связь между ее элементами, которые обычно являются подсистемами элиты как целостной системы –политическая, культурная, военная и др.), законов функционирования элит, взаимодействие между элементами этой системы, зависимостей между различными ее компонентами, роли, в которой каждый из этих компонентов выступает по отношению к элите как целостному феномену, законов связи и субординации элементов этой системы,– наконец, законов развития этой системы, перехода ее с одного уровня на другой, обычно более высокий, к новому типу связей внутри этой системы.

Российская элитологическая школа. Термин «элитология» – российская новация. Он введен в научный оборот в 80-х годах и получил широкое распространение в российских общественных науках начиная со второй половины 90-х годов . Можно смело сказать, что складывается российская школа элитологии.

То, что российская школа элитологии сложилась в последние полтора десятилетий, вполне объяснимо. Известно, что в советское время элитологическая проблематика была табуирована. Исследования советской элиты были невозможны по идеологическим (а, значит, и цензурным) соображениям. В соответствии с официальной идеологией, элита – атрибут антагонистического общества, и ее не может быть в обществе социалистическом (хотя наличие элиты – привилегированного слоя в виде прежде всего верхушки партийно-советской бюрократии было секретом Полишинеля). И исторически элитологическая проблематика входила в советскую науку с «черного хода – через разрешенный жанр «критики буржуазной идеологии» (разумеется, сам термин «буржуазная социология» – такая же бессмыслица, как «буржуазная физика» или «буржуазная биология»).

Российская школа элитологии бурно развивается ныне; ее представители опубликовали более тридцати монографий, сотни статей по важнейшим аспектам элитологии. Школа российской элитологии по праву заняла ведущее место не только по исследованию российских элит (еще пару десятилетий назад о российских элитах можно было узнать лишь из работ зарубежных советологов и российских политэмигрантов), но и по элитологической регионалистике, по ряду общетеоретических проблем элитологии.

Элитологический тезаурус. Как всякая становящаяся наука, элитология нуждается в осмыслении и уточнении своего понятийного аппарата, разработке общей теории и методологии, перевода теоретических понятий на операциональный уровень, разворота эмпирических исследований элит, сравнительных элитологических исследований.

Различаются такие понятия, как элитология, элитизм, элитаризм. Термин «элита» раскрывается в соотношении с такими терминами, как масса, класс, прежде всего правящий класс, правящая группа (клика, клан), а также субэлита, контрэлита и др.

Структура элитологии. Философская элитология, являясь наиболее высоким уровнем обобщения в элитологии, включает в себя, элитологическую онтологию элитологическую гносеологию (включающую древнее тайноведение, эзотерическую гносеологию), элитологическую философскую антропологию, элитологический персонализм. Большое место в элитологии принадлежит социологии элит. Наибольшее число исследователей привлекает политическая элитология.

Нельзя не отметить такие важные разделы элитологии, как исследование экономических, культурных, религиозных, военных элит, Поскольку каждая сфера человеческой деятельности имеет свою элиту, если мы попытаемся даже только перечислить различные элиты, это нам не удастся, мы уйдем в бесконечность.

Но важно подчеркнуть, что в каждом из этих разделов, наряду со спецификой, можно вычленить определенные общие закономерности, создать общую теорию и методологию элитологии, которая «работает» во всех этих специфических областях, своеобразно в них преломляясь.

 

Лекция 2
Генезис элитологии
Протоэлитология

Корни и традиции. Социальые и теоретико-познавательные корни элитарных теорий..

Предыстория элитологии. Первые дошедшие до нас источники, свидетельствующие о серьезной рефлексии по поводу роли правителей и содержании и задачах их деятельности, относятся к первому тысячелетию до н.э. К.Ясперс не случайно назвал время между 800 и 300 годами до н.э. «осевой эпохой» всемирной истории, когда в Китае, Индии, Ближнем Востоке, античной Греции и Риме осуществился прорыв мифологического мировоззрения, составлявшего духовную основу «доосевых культур», когда возникает рефлексия, недоверие к непосредственному опыту, на ниве которых произрастает философское знание.

Пристальное внимание уделяли власть предержащим древнекитайские мыслители: Гуань Чжун (ум. в 645 г. до н.э.), Лао-Цзы (род. по преданию в 604 г. до н.э.), Конфуций (551-479 гг. до н.э.).

Наивысшего расцвета протоэлитология достигла в Древней Греции, особенно в период У11 – 111 в до н.э. Гераклит (ок. 540 – 480 г.г. до н.э.). Пифагор (570–497 г.г. до н.э). Сократ(470 – 399г.г. до н.э.). Платон (427 – 347 до н.э.). Аристотель (384–322 до н.э.) Ее продолжателем в Древнем Риме был Сенека (1 до н.э.– 65 н.э.).

Протоэлитологи Средневековья: Августин Аврелий (354 – 430), Дионисий Ареопагит ( V век), Фома Аквинский (ок.1224 –1274).

Протоэлитология Возрождения: Макиавелли Никколо(1469-1527)

Протоэлитологи эгалитаристской парадигмы: Мор Томас (1478-1535)

Кампанелла Томазо (1568 – 1639), Уинстенли Дж. (1609 –1652),

Мелье Ж. (1664 – 1729), Мабли Г. (1709 – 1785),

Руссо Ж. -Ж. (1712 –1778), Бабеф Г. (1760–1797),

Элитизм и демократические концепции периода Просвещения:

Локк Дж. Монтескье Ш. Гельвеций К. А.

Элитаристская парадигма в Новое Время:

Шопенгауэр А. КарлейльТ. Ницше Ф.

Лекция 3
Классики элитологии конца ХIХ – первой трети ХХ в.

Моска Гаэтано (1858-1941)

   Mosca G. Elementi di scienza politica, Bari, 1953.

   Mosca G. The Ruling Class, N.Y.- L., 1939.

Парето Вильфредо (1848-1923)

   Pareto V. Scritti politici. Torino, 1974.

   Pareto V. Compendio di sociologi generale. Torino, 1978.

Острогорский Моисей Яковлевич (1854-1921)

   Острогорский М.Я. Демократия и политические партии. М.,1997.

Михельс Роберт (1876-1936)

   Michels R. Zur Sociologie des Parteiwesens in der modernen Demorratie. Lpz.,1911.

 

Лекция 4
Эволюция элитологии и ее типологизация

Возможности типологизации элитологии

Начиная с 30-х г.г. ХХ века. элитология претерпевает сложную, временами весьма причудливую эволюцию и в настоящее время представляет собой весьма пестрый конгломерат различных направлений, порой остро полемизирующих друг с другом. Поэтому систематизация, классификация, типологизация этих направлений представляет собой сложную научную проблему.

Эту типологизацию можно проводить по разным основаниям. Одним из таких оснований может быть хронология; тогда мы можем вычленить следующие этапы развития элитологии:

1) конец XIX – первые три десятилетия XX века – творчество отцов-основателей элитологии.

2) вторая половина 20-х – первая половина 40-х годов – формируется фашистский вариант элитаризма и, одновременно, либеральный (первые попытки реконструкции элитизма в плане совмещения его с демократическими ценностями – К.Маннгейм, Дж.Шумпетер) и аристократический (Х.Ортега-и- Гассет).

3) С середины ХХ в. наибольшее влияние получает либерально-демократическая трактовка элитизма, теории элитного плюрализма. Вместе с тем возникает радикально-демократический вариант элитологии, пафосом которого является страстное обличение недемократичности, элитарности политических систем западных демократий, прежде всего, политсистемы США (Р.Миллс).

4) 70-е г.г. – начало ХХ1 в. Продолжающемуся господству политического плюрализма (в частности, теориям элитного плюрализма и полиархии) бросает вызов неоэлитизм, утверждающий элитарную структуру политической системы США и других западных стран (равно как и недемократических политсистем, что, собственно, само собой разумеется), причем атаки на плюрализм ведутся не только радикал-демократами, но и рядом консервативных политологов (Т. Дай).

Возможно классификация элитологических теорий по способам обоснования элитаризма (биологические, психологические, технологические и др.).

Представляется оправданным и деление элитологов по политическим ориентациям и приверженностям. И тут мы увидим (порой не без некоторого удивления), что в элитологии представлены практически все направления и оттенки современного политического спектра. Попытаемся перечислить их (справа налево): фашистский вариант элитаризма, консервативно-аристократический, либерально-демократический, леворадикальный (иногда переходящий в антиэлитаризм, иногда – стыдливо прячущий свой элитаристский авангардизм), коммунистический элитаризм. Последний еще более тщательно, чем это делают левые радикалы, маскирует свой элитаризм и поэтому по праву может быть назван скрытым элитаризмом: он уверяет, что при «реальном социализме» элита не существует и существовать не может, тогда как на деле номенклатурная элита обладает полнотой власти и институциональными привилегиями.

Наконец, возможно деление элитологии и по географическому, точнее, по региональному признаку. Тут можно вычленить Западную Европу как колыбель элитологии, затем элитологию США, куда после второй мировой войны смещается центр разработки элитологии. Своими особенностями обладает элитология развивающихся стран, где в центре исследований находятся традиционные элиты и элиты модернизации. И несомненной спецификой обладает элитология в России. В условиях тоталитаризма и строжайших идеологических запретов она была преимущественно подпольно-диссидентской или эмигрантской, во всяком случае в отношении исследования советских элит, а ныне она быстро набирает темпы, выходя на лидирующие позиции в области общей теории и истории элитологии, элитологической регионалистики.

Представляет интерес сравнительные элитологические исследования. Так, они показывают, что если для европейской элитологии в большей мере характерен ценностный подход, то для североамериканской – структурно-функциональный.

 

Лекция 5
Методологические установки элитизма

Рассмотрим теоретические и методологические установки, из которых исходят авторы элитарных теорий и, в частности, к психологическому обоснованию его. Аргументы «от психологии» являются одним из самых распространенных объяснений элитаризма. Эти аргументы можно условно разделить на три группы: инстинктивистские, фрейдистские и бихевиористские.

Инстинктивисты: деление общества на элиту и массу – следствие генетически запрограммированных инстинктов. Большинству присущи инстинкты стадности, послушания, меньшинству неумеренная жажда власти.

Бихевиористы исходят из того, что внешняя среда определяет поведение, и стремление людей попасть в элиту – следствие социальных стимулов.

Среди психологических трактовок элитаризма наибольшее распространение получило толкование этой проблемы фрейдизмом. З. Фрейд полагал, что дифференциация общества на элиту и массу выросла из родовых форм авторитета. Он особенно подчеркивал усвоенную с детства потребность человека в защите его отцом, вытекающую из «инфантильной беспомощности» человека. Тираническая власть отца над детьми приводит к восстанию взрослых сыновей и убийству отца. Но дети испытывают тоску по отцу и раскаяние. Этот психологический конфликт разрешается посредством идеализации убитого отца и поиском его заменителя. Этим отцом-заместителем оказывается обычно авторитарный лидер, авторитарная элита. К ним он испытывает те же амбивалентные чувства – любви и страха, уважения и ненависти, которые ранее пробуждал у них отец. Власть элиты представляется Фрейду неотвратимой. «Как нельзя обойтись без принуждения к культурной работе, так же нельзя обойтись и без господства меньшинства над массами, потому что массы косны и недальновидны, они не любят отказываться от влечений, не слушают аргументов в пользу неизбежности такого отказа, и индивидуальные представители массы поощряют друг в друге вседозволенность и распущенность. Лишь благодаря влиянию образцовых индивидов, признаваемых ими в качестве своих вождей, они дают склонить себя к напряженному труду и самоотречению, от чего зависит состояние культуры. Все это хорошо, если вождями становятся личности с незаурядным пониманием жизненной необходимости, сумевшие добиться господства над собственными влечениями».

Неофрейдисты полагают, что основными психологическими механизмами, порождающими элитарную социальную структуру, являются садистско-мазохистские. Э. Фромм считает, что садистские ориентации преобладают в элите, мазохистские – в массе; они и объясняют бегство миллионов людей от свободы к авторитарным диктатурам, готовность подчиниться властвующей элите и даже получить мазохистское удовлетворение от этого подчинения, которое оказывается тем большим, чем более полным является это подчинение. Фромм тонко замечает: «...в психологическом плане жажда власти коренится не в силе, а в слабости... Это отчаянная попытка приобрести заменитель силы, когда подлинной силы не хватает... «власть» и «сила» - это совершенно разные вещи». Фромм описывает три садистских тенденции, которые и являются основой для элитарных ориентаций личности: 1) стремление человека сделать других людей зависимыми от себя и господствовать над ними, превратить их в свои орудия, «лепить, как глину»; 2) стремление не только иметь абсолютную власть над другими, но и эксплуатировать их, использовать и обкрадывать; 3) стремление заставить других людей страдать физически и нравственно. Ясно, что ориентации эти глубоко безнравственны и патологичны.

Цивилизационный подход к элите. Интересным и плодотворным во многих отношениях представляется цивилизационный подход к элите, сформулированный в конце прошлого века Н. Я. Данилевским. Элитаризм развивал в цивилизационной концепции А. Тойнби: «Акты социального творчества ‑ прерогатива либо творцов-одиночек, либо творческого меньшинства». Это творческое меньшинство – элита; цивилизация развивается, когда элита динамична, и вырождается, когда иссякают ее творческие потенции. своим творческим потенциям, но теперь сохраняющего власть лишь благодаря грубой силе. Цивилизационный подход к элите применял П. А. Сорокин: «Любая организованная группа всегда социально стратифицирована. Не существует ни одной постоянной социальной группы, которая была бы «плоской» и в которой все ее члены были бы равными» Это – «миф, так и не ставший реальностью за всю историю человечества». Пирамида стратификации прочна, когда элита состоит из наиболее способных, талантливых; когда же элита становится закрытой, иммобильной, не допускает к управлению наиболее талантливых представителей социальных низов, общество обречено. Отметим оригинальную модификацию цивилизационного подхода в работах Л. Н. Гумилева. Развитие и рост цивилизаций он связывает с качеством их пассионарности, активности, творческого взлета, которые в наибольшей степени проявляются у элит; он называет их даже «вирусами пассионарности».

Бюрократия и элита. Очевидна необходимость выяснить соотношение элиты и слоя людей, профессионально занимающихся управленческой деятельностью, – бюрократии. И не случайно, что концепция бюрократии знаменитого немецкого социолога и политолога Макса Вебера рассматривается как важный вклад в элитологию. По Веберу, бюрократическая элита пришла на смену аристократической. Власть волюнтаристская, основанная на прихоти, чувствах, предубеждениях ее носителей и потому власть непредсказуемая сменяется правлением экспертов, принимающих оптимальные решения, действия которых предсказуемы, сменяются властью, основанной на бесстрастных формальных правилах и процедурах, подкреплены жесткой дисциплиной, иными словами, иррациональная администрация сменяется рациональной. Власть смещается от личной к имперсональной.).

Технологический детерминизм и элитология. Ныне широко распространена организаторская теория элиты (ее называют также функциональной, или технологической). В соответствии с ней формирование элиты зависит от тех функций, которые в определенную эпоху играют в обществе главенствующую роль. С изменением характера современного производства функция управления стала решающей, сделав тех, кто ее осуществляет, элитой общества. Технологический элитаризм за свою вековую историю значительно эволюционировал. Первой формой ее были технократические теории. Их основатель Т. Веблен считал, что главную роль в современном производстве играет инженерно-техническая интеллигенция, она и должна быть элитой общества. Второе поколение сторонников технологического детерминизма возглавил Дж. Бернхэм, который в своем программном произведении «Менеджерская революция» утверждал, что на смену капитализму придет не социализм, а «менеджеризм»; менеджерская революция приведет к власти новый правящий класс – элиту управляющих. А в постиндустриальном обществе, считает Дэниэл Белл, происходит иерархизация элиты по новым критериям. Ссылаясь на объективный процесс возрастания роли ученых и специалистов, неотехнократы заявляют, что именно они – элита постиндустриального, информационного общества, ибо обладают научными знаниями, профессиональным опытом, умением руководить современными организациями. Эта элита не только более эффективна, но и более справедлива, ибо признает только одну ценность, одну заслугу – знание, это – элита заслуг, меритократия.

 

Лекция 6
История российской элитологии

Зарождение российской протоэлитологии относится по меньшей мере к Х1 в. В «Русской Правде» Ярослава Мудрого (978–1057) фиксируется социальное расслоение населения, права и привилегии элитного слоя, узакониваются два сословия – княжеские мужи и простолюдины. Первые и составляли привилегированное сословие (прежде всего княжескую дружину), посредством которого князья правили своими княжествами, оборонялись от врагов. Не случайно, что жизнь «княжа мужа» оберегалась двойною вирою. Знаменитый русский историк В. О. Ключевский считал, что «высшим классом...русского общества, которым правил князь киевский, была княжеская дружина», которая делилась на княжих мужей или бояр, и младшую дружину – отроков. Первый киевский митрополит Илларион, поставленный Ярославом Мудрым, сравнивал киевских князей с римскими императорами, стремился создать идеальный образ правителя: источником его власти являлась божья воля, это мужественный, грозный, но милостивый государь, защитник христианства. Летописец и агиограф Нестор (Х1–нач.Х11в.) трактовал возникновении государства как своего рода общественном договоре между народом и князем, которому народ вверил «владеть и княжить», легитимизируя его право управлять; при этом идут ссылки на божественное провидение. В «Поручении» Владимира Мономаха (1053–1125) рисуется образ добродетельного христианского правителя, соблюдающего евангельские заповеди и не допускающий беззакония. В «Слове Даниила Заточника» (Х11 в.) содержится совет князю приближать к себе людей мудрых и справедливых, удаляя невежественных и корыстолюбивых.

Игумен Псковского монастыря Филофей (1465–1542) писал о богоизбранности великокняжеской власти, выдвигал идею мессианской роли Руси и ее правителей: «...два Рима пали, а третий стоит, четвертому же не бывать». Князь А.М.Курбский (1528–1583) считал, необходимым для государя иметь мудрых советников, выступал за Думу при царе, состоящей из бояр (аналог западноевропейской аристократии), которая бы сдерживала абсолютную, деспотическую власть монарха. Иван IV Грозный в своем послании утверждал, что князь должен быть самодержцем, несущим ответственность не перед людьми, но перед богом, карать непокорных бояр.

Русский мыслитель ХУ1 в. И. С. Пересветов указывал на вред удельного сепаратизма, самовластия вельмож и бояр, противопоставляя им служилое дворянство, ратовал за укрепление централизованного государства. Определенный вклад в российскую протоэлитологию внес хорватско-русский общественный деятель Юрий Крижанич (1617–1683), автор книги «Политика», излагающей науку «для государей и советников». Он – сторонник «совершенного самодержавия», которое не должно быть тираническим, для чего должно подкрепляться справедливыми законами. Тиран «не печется об общем благе, а о собственной корысти» И далее: «честь, слава и обязанность монарха – сделать свой народ счастливым». Не государство для монарха, а монарх для государства.

Самобытным мыслителем был И.Т.Посошков; самоучка, убежденный сторонник реформ Петра 1. В своем основном труде «Книга о скудости и богатстве» он излагал программу экономических и политических реформ, осуществляемых сверху государем-реформатором.. Феофан Прокопович, сподвижник Петра 1, входивший в его «ученую дружину», писал о важной роли просвещения народа, воспитания его добрым, совестливым. Лучшей формой государства считал монархию, которой «народ непререкаемо, безмятежно, еще и доброхотно повиновался», писал о преимущества избрания людей из народа на элитные должности путем баллотировки.»Через сей способ можно в правлениях людей достойных иметь», тогда как из высокородных «много негодных в чины происходит».

А.Н.Радищев впервые в российском обществе рассматривал управление и отношение элита–масса не с позиций элиты, а с позиций объекта ее управления – народа. Социально-политический строй России он именует «чудищем»: крепостное право, самодержавие, деспотизм гнетет общество. Он – сторонник естественного права людей, «принявших одинаковое от природы сложение и потому имеющих одинаковые права, следственно, равных во всем и другим не подвластных. Самодержавство есть наипротивнейшее человеческому естеству».

В первой половине Х1Х века элитарная парадигма остается преобладающей. Даже у одного из руководителей и идеологов декабристов П.И.Пестеля в его «Русской правде» говорится о «разделении членов общества на повелевающих и повинующихся. Сие разделение неизбежно».Определенный отход от элитарной парадигмы мы находим в работах другого декабриста Н.М.Муравьева. Особый интерес представляет его проект конституции (1824 г): «Русский народ, свободный и независимый, не есть и не может быть принадлежностью какого-либо лица и никакого семейства. Источник Верховной власти есть народ».

Идеология либерального реформаторства в России в начале Х1Х в. строилась на элитарной парадигме, пусть слегка демократизированной. Отметим, что по поручению Александра I в период его либеральных задумок пользовавшийся его особым доверием граф Н.Н.Новосильцев разработал проект конституции, где говорилось:»... законодательной власти государя содействует государственный сейм...Да будет российский народ отныне навсегда иметь народное представительство».

Это относится и к знаменитому проекту «Введение к уложению государственных законов» ближайшего сотрудника Александра I М.М.Сперанского. Он впервые в России сформулировал принцип разделения властей, ссылаясь на традиции народного представительства.

Взлет политической мысли, развивавшейся в духе эгалитаристской парадигмы, относится ко второй половине Х1Х века. Он проявился прежде всего в творчестве М.А.Бакунина. «Придать обществу такое устройство, чтобы каждый индивид... находил, являясь в жизни, почти равные средства для реализации своих различных способностей», мечтал он. Вступив в I Интернационал, он остро критиковал Маркса: «Государство диктатуры пролетариата, пропагандируемое Марксом, будет представлять собой «деспотизм управляющего меньшинства», прикрываемый демагогическими фразами о том, что он – выражение народной воли. Но это меньшинство, говорят марксисты, будет состоять из работников. Да, пожалуй, из бывших работников, но которые, как только станут правителями или представителями народа, перестанут быть работниками и станут смотреть на весь чернорабочий мир с высоты государственной, будут представлять уже не народ, а себя и свои притязания на управление народом».

Подобный эгалитаризм выпадал из общего хора консервативной элитаристской литературы. Даже либеральный элитизм был в ней редкостью. Отметим работы Б.Н.Чичерина, одного из лидеров либерального западнического крыла в русском общественном движении. Сторонник парламентаризма, он писал, что «парламент дает государству способных деятелей».

Интересна позиция философа и политолога консервативного направления К.Н.Леонтьева: «На которое бы из государств древних и новых мы ни взглянули, у всех найдем одно и то же общее: простоту и единообразие в начале, больше равенства и больше свободы,...чем будет после...Потом мы видим большее или меньшее укрепление власти, разделение сословий» (Отметим, что это положение – более глубокое, чем у одного из признанных классиков элитологии Г.Моски, оно более исторично).

Элитология ХХ века – бурная схватка двух известных нам парадигм. Д адим слово знаменитому представителю эгалитаристской концепции, теоретику анархизма, князю П.А.Кропоткину. «Во все времена в человеческих обществах боролись два течения. С одной стороны, народные массы вырабатывали, в виде обычая, ряд учреждений, необходимых для того, чтобы общественная жизнь была возможна, чтобы обеспечить мир в своей среде...и помогать друг другу во всем, что требует соединенных усилий. И во все времена появлялись также среди людей волхвы, шаманы, прорицатели, жрецы и начальники военных дружин, стремившиеся установить и упрочить свою власть над народом. Они сплачивались между собой, вступали в союз и поддерживали друг друга, чтобы начальствовать над людьми, держать их в повиновении, управлять ими и заставлять работать на себя».

Известно, что критиковавший Кропоткина и других анархистов В.И.Ленин готовил революцию под эгалитаристскими лозунгами. Иное дело, были ли они искренними, или же прикрывающими вождизм, скрытый элитаризм. Обратимся к трудам В.И.Ленина. В его известной книге «Что делать?», обосновывается типично элитарный взгляд на возможности рабочего класса самому выработать социалистическое сознание. Утверждается, что пролетариат сам в состоянии выработать лишь тред-юнионистское сознание, а социалистическое сознание, идеи социалистической революции, могут быть внесены в рабочее движение только извне – интеллигентами, вставшими на позиции рабочего класса. Насквозь элитарной оказывается организационная структура партии «нового типа». Узкий слой партийных функционеров, ее элита, и широкий слой членов партии, выполняющих решения ее руководства – таков был зародыш будущего «нового класса». Когда же партия пришла к власти,ее элитарная структура была воспроизведена в масштабах крупнейшей страны мира.

К классикам российской элитологии относится М.Я.Острогорский. Его фундаментальный труд «Демократия и политические партии» был издан на французском языке в 1898 г, т. е. на 13 лет раньше, чем книга на эту же тему Р.Михельса «К социологии политических партий в современной демократии», изданной в 1911 г.

. Наиболее ярким представителем элитаризма ХХ века был один из крупнейших российских философов Н.А.Бердяев, которого по праву можно считать классиком российской элитологии, ее аристократического варианта.

«Аристократия сотворена Богом и от Бога получила свои качества. Свержение исторической аристократии ведет к установлению другой аристократии... всякое желание выйти в аристократию, возвыситься до аристократии из положения низшего по существу не аристократично. Возможен лишь природный, прирожденный аристократизм... Истинная аристократия может служить другим, служить человеку и миру, потому что она не занята самовозвышением, она изначально стоит достаточно высоко. Она – жертвенна. В этом вечная ценность аристократического начала...Права аристократии – права прирожденные, а не благоприобретенные...Возможна и оправдана лишь аристократия Божьей милостью».Бердяев признает, что в аристократизме есть «божественная несправедливость, божественная прихоть и произвол... Бездарное, плебейско-пролетарское требование уравнительной справедливости и воздаяние каждому по количеству труда есть посягательство на цветение жизни, на божественную избыточность...». В своих работах Бердяев развивает идеи богочеловечества – обобщая богатое наследие – от гениев патристики до В.Соловьева. Поскольку Бог сотворил человека по своему образу и подобию, поскольку Бог – это Бог–творец, творчество – качество, приближающее человека к божественному. Развитие творческой сущности – элитизация личности– это и есть приближение к божественному. В персоналистской иерархизации Бердяева самый высокий уровень – творческая личность, ее высшее проявление – гениальность, которая включает в себя творческий экстаз, это – путь к святости.

Проблемам элитологии большое внимание уделял великий российский социолог П.А.Сорокин.. Сорокин – один из родоначальников и классик теорий социальной стратификации и социальной мобильности. Особенно интересовала его восходящая мобильность в элиту. Монополия власти в руках узкого привилегированного слоя препятствует восходящей мобильности, делает общество «закрытым», загнивающим, препятствует наиболее талантливым выходцам из «низших» социальных страт – т.е. из народа, что губительно для общества.Интересна его теория «головастиков» – талантливых выходцев из низших слоев общества, потенциальной элиты, которые своим интеллектом и способностями превосходят дворянскую правящую элиту, остающуюся еще у власти, мешая «головастикам» войти в элиту, превращая ее в контр-элиту. Социальный баланс в обществе нарушается. «Когда аристократия сильна и талантлива, то никакие искусственные барьеры ей не нужны для защиты ее от посягательства со стороны «выскочек». Но когда она бесталанна, то в искусственных препонах ощущается такая же острая необходимость, как костыль инвалиду, что, собственно, и происходит в истории.

Еще раз отметим, что нынешний взлет элитологических исследований в России в последние полтора десятилетия объясняется не только социальными потребностями, но и тем, что они могли опереться на многовековую элитологическую российскую традицию.

Лекция 7
История американской элитологии

Английские колонии в Северной Америке, основанные в начале ХУ11 века, управлялись английским королем и назначенными им губернаторами; элементы самоуправления строго контролировались и ограничивались. Тезис ряда политологов о том, что управление этими колониями демократическим с самого их возникновения, является более чем спорным. Представляется обоснованным взгляд тех историков и политологов, которые считают, что управление колониями в ранний период американской истории было вполне элитарным с определенным вкраплением демократических элементов, связанными с элементами представительных начал в ряде колоний, сосредоточенных в руках зажиточного меньшинства. Подавляющее большинство колонистов было лишено избирательных прав прежде всего из-за высокого имущественного ценза, а также по религиозному, половому признаку. В 60-х–70-х г.г. взгляды американских демократов радикализируются, подчинению английской короне они противопоставляют концепцию гомруля – государственного самоуправления. Одним из первых и наиболее влиятельных идеологов гомруля выступил выдающийся американский просветитель, естествоиспытатель и политический деятель Б.Франклин. Принимая концепцию государства как общественного договора, он подчеркивал, что в случае нарушения правителями этого договора народ имеет право на свержение антинародного правительства. Франклин выступал против рабства, основал первое общество аболиционистов, принимая участие в работе над Декларацией Независимости, а затем и Конституции США.

Среди идеологов и лидеров американского освободительного движения наметилось резкое размежевание между радикально-демократическим и умеренно-консервативным крыльями, порой принимавшего форму противостояния между антиэлитаристами и элитаристами. Наиболее ярким представителем радикально-демократического направления был Т.Джефферсон, умеренно-консервативного – А.Гамильтон. Развивая идеи народоправия, Джефферсон противопоставлял аристократический и демократический подходы к этой проблеме.: «Массы человеческие не рождены с седлами на спинах, чтобы немногие привилегированные, пришпоривая, управляли ими с помощью закона и милостью божьей». Демократические идеи Джефферсона, развивавшие идеи европейских просветителей о равенстве и естественных правах человека, о народном суверенитете были закреплены в Декларации Независимости..

Крупный идеолог элитаризма в Америке этого периода– второй президент США (1797 – 1801 г.г.) Джоне Адамс. Высший слой общества, осуществляющий функцию управления обществом, развития культуры он считал важнейшим элементом социальной структуры. Попытки ограничения его власти и влияния мало перспективны. Адамс и сам с почтением относился к титулам. Он даже предлагал, чтобы к Президенту США обращались со словами: «Ваше милостивейшее величество» (сравните это с отношением к титулам Т.Джефферсона или Т.Пейна как к «мишуре»). Адамс вместе с Гамильтоном и Мэдисоном защищал тезис о необходимости сильного государства, выражающего прежде всего интересы зажиточных граждан. Адамс как и Гамильтон, исходил из того, что каждое общество необходимо делится на две части – привилегированное меньшинство и непривилегированное большинство. Дж. Адамс, А.Гамильтон, Д.Мэдисон оправдывали экономическое неравенство, считая, что всеобщее равенство означало бы отказ от свободы. Мэдисон полагал, что сенат должен быть выразителем интересов «богатства нации».

С момента возникновения США в них развивались две идеологические традиции: одна– элитаристская, представленная А. Гамильтоном, Дж.Адамсом, Д.Мэдисоном, в дальнейшем вылившуюся в консервативную идеологию, другая – эгалитаристская ( точнее умеренно эгалитаристская) в определенной мере антиэлитистская, виднейшими представителями которой явились Т. Джефферсон, Э.Джексон, А.Линкольн. Новый этап развития американской демократии был связан с президентством Э.Джексона (1829 – 1837 г.г.). В центре его социально-политической программы лежало широкое приобщение народных масс к управлению государством, стремление лишить элиту монополии на осуществление государственных функций. Для этого он предложил упростить систему государственного управления, чтобы государственные должности могли заниматься простыми людьми, образовательный уровень которых, разумеется, уступал образовательному уровню элиты. На развитие демократического процесса в США сильное влияние оказал сам стиль президентства Джексона. Он был фактически первым президентом – выходцем из низших страт американского общества. Джексон критиковал «аристократизм» управления страной, особенно в периоды президентства Дж.Вашингтона, Дж.Адамса, Дж.К.Адамса.

Именно на президентство Джексона приходится посещение США А.Токвиллем, давшим глубокий анализ американской социально-политической системы. Токвиль также считал что решающей силой в США джексоновского периода были народные массы, а не элита. Токвиль приходит к выводу, что в США процесс трансформации элит проходит оптимально, ибо там члены формирующейся элиты аристократии быстро приспосабливались к изменяющейся ситуации, с готовностью превращаясь в демократическую элиту. Он пишет: «Принцип народовластия вышел за пределы общины и распространился на деятельность правительства, все классы пошли на уступки ради него... он стал законом законов. Демократия восторжествовала. Высшие сословия подчинились ей безропотно и без сопротивления как злу, сделавшемуся отныне неизбежным.» Таким образом, аристократическая элита сменяется буржуазной, толерантно относится к объективно неизбежным переменам в обществе, находя свое место в новой структуре власти, в новой элите. Иначе говоря, чтобы не быть жертвой перемен, аристократическая элита спешит их возглавить.

В период гражданской войне 1861 – 1865 г.г. на первый план выступила проблема отмены рабства – проблема, которая раньше не решалась, как бы загонялась внутрь, Причем для А.Линкольна были характерны элементы социального эгалитаризма. Линкольн определял демократию как «правление народа, для народа, посредством самого народа».

Противостояние двух тенденций в американской политической мысли – элитаристской и антиэлитаристской (с сильным вкраплением эгалитаризма), отражает реальное противостояние элиты и масс. В конце Х1Х – первой трети четверть ХХ века она приняла форму противостояния либерально-консервативной, индивидуалистической идеологии (неограниченная свобода частной собственности, невмешательство государства в социо-экономический процесс), непосредственно выражавшей интересы капиталистической элиты, и эгалитарно-демократического либерализма, продолжавшего традиции Джексона, Линкольна, подчеркивавших принцип равных возможностей как стержня политической культуры США и выступавшего за недопущение крайнего неравенства в структуре населения.. В период республиканских президентов консервативного крыла У.Гардинга, К.Кулиджа, Г.Гувера (1921 – 1933 г.г.) роль социально-экономических элит укрепилась. Позиции американских левых политиков значительно ослабли.

Положение существенно изменилось в период кризиса 1929 – 33 г.г., который американцы называли «великой депрессией». Выход из глубочайшего кризиса предложил президент Ф.Д.Рузвельт и его «мозговой трест». Это был знаменитый «Новый курс» – спасение американского капитализма путем глубоких реформ, прогрессивного налогообложения корпораций и перераспределения национального дохода в пользу масс. Характерно, что американский высший класс, прежде всего, экономическая элита, напуганная реформаторскими планами Рузвельта, увидевшая в них угрозу своим привилегиям, была в своем большинстве оппозиционно настроена к нему. Рузвельт доказал, что миссия политической элиты, особенно в годы кризиса,– видеть дальше, чем это делают сами представители класса, интересы которого она объективно выражает, (а вместе с тем интересы страны в целом), что «Новый курс» был оптимальным путем к стабилизации американской социально-политической системы. Этот курс предложил модель отношений элиты и масс, в которой противоречия не перерастают в конфликт, в социальную революцию, а разрешаются путем компромиссов, модель, которая вышла за временные рамки «нового курса» и продолжает существовать и поныне.

Параллельно а США институтизируется истеблишмент, издается «светский регистр», где перечислены «избранные». Их аристократические клубы (их социологический анализ дал американский социолог У.Домхофф)– своего рода штабы элиты.. Естественно, эти люди не могут не привлекать внимание социологов, политологов, экономистов, исследующих этот феномен, то есть элитологов.

Американская школа элитологии сформировалась позже европейской школы. Ее основные направления начинают формироваться в 30-х – 40-х годах ХХ века; после того, как в США были переведены и изданы в 30-х годах основные труды В.Парето и Г.Моски, вырос интерес к элитологической проблематике, тогда и получил распространение сам термин «элита» (причем ряд американских политологов счел этот термин недемократическим, что в демократическом обществе предпочтителен термин «лидерство»).

В 30-е – 40-е годы создается несколько центров элитологических исследований в США. Основателем одной из них, на наш взгляд, самой плодотворной, был Г.Лассуэлл (1902 – 1978). Многие современные элитологи США считают Лассуэлла своим учителем. В области теоретической политологии он попытался синтезировать бихевиористский и фрейдистский подходы к политической науке, создать единую интегрированную политологию, ориентированную не на кабинетные, а но полевые исследования. Его можно назвать пионером изучения политической элитологии и безусловным лидером либеральной трактовки элитизма.

Лидером другой школы был профессор Нью-Йоркского университета Дж.Бернхэм, предложивший технологическое обоснование элитаризма. В своем программном произведении «Менеджерская революция» (1940 г.) социалистической революции он противопоставил революцию менеджеров, которая приведет к власти «новый правящий класс» – элиту управляющих. К этой элите он относит топ-менеджеров крупнейших корпораций, а также лидеров правительственных институтов; он признает, что пропагандируемая им социально-политическая система (государственно-монополистический капитализм) может быть названа «типом корпоративной эксплуатации»: менеджерская элита «эксплуатирует остальное общество» Он возглавил макиавеллиевскую школу элитаризма.

Начиная с 50-х годов ХХ века наиболее влиятельным направлением в политологии и социологии стал плюрализм. В начале 50-х годов такие его главные представители, как Д.Рисмен и др., считали, что термин «элита» – недемократический, предпочитали ему термин «лидерство», утверждали, что в США элита отсутствует. Позже Р.Даль, исходя из теории о совместимости элиты и демократии, выдвинул идею «полиархии», множества центров власти в плюралистическом обществе.

В 50-х –начале 60-х г.г. ХХ века наиболее ярким американским элитологом стал Р.Миллс. Это был леворадикальный социолог, лидер американских «новых левых», критик американской политической системы. Подвергался резкой критике, если не сказать, травле со стороны ряда своих коллег – консервативных, а порой и либеральных социологов и политологов, рано умер. Ныне наиболее влиятельным американским элитологов левого толка, близким к неомарксизму, предпочитающим понятию «элита» термин «правящий класс», является У.Домхофф.

В 70-х годах в американской элитологии возникает направление, которые многие политологи называют «неоэлитизмом». Его представители – Т.Дай, Х. Зайглер и ряд других критикуют плюралистическую интерпретацию американской политической системы, считая элиту атрибутом любой социальной структуры, а американскую политическую и экономическую элиты – наиболее квалифицированными элитами в мире.

Лекция 8
Понятие элиты

В XX веке термин «элит» прочно вошел в социологические и политологические словари, несмотря на многочисленные возражения со стороны целого ряда социологов и политологов. Мнение о том, что термин «элита», введенный в социологию В.Парето, неудачен, что элитаристы, считая элиту субъектом политического процесса, принижают роль народных масс, что он противоречит идеалам демократии, неоднократно высказывалось в литературе, причем авторами, придерживающимися самых различных политических ориентаций – от коммунистов до либералов.

Есть и чисто терминологические возражения, касающиеся того, что неправильно и даже аморально применять термин “элита”, этимология которого не допускает сомнений в том, что имеются в виду лучшие, наиболее достойные люди, по отношению к власть имущим, среди которых мы чаще видим людей циничных, неразборчивых в средствах, жестоких; недаром Ф.Хайек писал в “Дороге к рабству”, что «у власти оказываются худшие»..           И все же отказ от термина, который отражает определенную социально-политическую реальность, определенное социальное отношение, сам по себе неконструктивен. Раз существует определенное явление – особая роль правящего меньшинства в социально-политическом процессе, значит, нужен и соответствующий термин, фиксирующий его. Иное дело, что Парето ввел не самый удачный термин, но искать ему замену на другой — “правящая верхушка”, “господствующий класс”, “правящее меньшинство”, “господствующие слои”, “контролирующее меньшинство” и т.д. мало что дает — ведь это будет спором о словах...

Этимология термина и его применение. Термин “Элита” ведет свое происхождение от латинского eligere – выбирать; в современной литературе получил широкое хождение от французского elite – лучший, отборный, избранный. Начиная с XVII века он употреблялся для обозначения товаров наивысшего качества. В Х1Х веке понятие это стали использовать также в генетике, селекции. В конце XIX в. В. Парето ввел его в социологию.

Что же такое элита? При ответе на этот вопрос в построениях элитаристов мы не только не обнаружим единодушия, но, напротив, натолкнемся на суждения, порой опровергающие друг друга. Если суммировать основные значения, в которых этот термин употребляется социологами и политологами, то получится весьма пестрая картина. Начнем с определения Парето: это лица, получившие наивысший индекс в своей области деятельности, достигшие высшего уровня компетентности, “люди, занимающие высокое положение соответственно степени своего влияния и политического и социального могущества,... “так называемые высшие классы” и составляют элиту, “аристократию” ( aristos — лучший) ... большинство тех, кто в нее входит, как представляется, в незаурядной степени обладают определенными качествами — неважно, хорошими или дурными, — которые обеспечивают власть” Среди других определений отметим следующие: наиболее активные в политическом отношении люди, ориентированные на власть, организованное меньшинство, осуществляющее управление неорганизованным большинством (Моска); “высший господствующий класс”, лица, пользующиеся в обществе наибольшим престижем, статусов, богатством, лица, обладающие наибольшей властью (Г.Лассуэлл). Приведем обобщенное определение элиты: это - социальная группа, контролирующая большую долю материальных, символических и политических ресурсов общества. Ее члены занимают высшие посты в иерархии статуса и власти, полученные ими аскриптивно (по предписанному статусу) или ресептивно (благодаря собственным заслугам). Элита – те люди, которые занимают высшие властные позиции, контролирует большую часть собственности и имеют наивысший престиж». Обычно считается, что число этих людей составляет примерно около одного процента от численности населения.

Понятие элиты тесно связано с проблемой социальной стратификации: элита – это высший слой в любой системе социальной стратификации.

Существующие в политологии дефиниции различаются между собой и с точки зрения широты понятия элиты. Сторонники более узкого определения относят к элите только высший эшелон государственной власти, сторонники более широкого – всю иерархию управленцев, выделяя высшее звено власти, принимающее решения, жизненно важные для всей страны, среднее звено, принимающее решения, значимые для отдельных регионов, отдельных сфер социальной деятельности, наконец, разветвленный бюрократический аппарат. Чтобы иерархизировать структурные элементы элиты, С.Кёллер вводит понятие “стратегических элит”. Появился и термин “суперэлита” или элита в системе элит. По отношению к низшим структурным уровням элиты предлагается термин “субэлиты”, региональные элиты и т.д. Наконец, в самой политической элите следует различать правящую элиту и оппозиционную (если это – “системная” оппозиция, борющаяся за власть в рамках данной политической системы) и контрэлиту, имеющей целью изменение всей политической системы.

Если сгруппировать различные определения элиты, то выявятся два главных подхода к данной проблеме: ценностной и структурно-функциональный. Сторонники первого подхода объясняют существование элиты “превосходством” (прежде всего интеллектуальным, моральным и т.д.) одних людей над другими; второго подхода – исключительной важностью функций управления для общества, которые детерминируют исключительность роли людей, выполняющих эти функци. Но обе эти интерпретации элитизма страдают пороками. Один – ценностной – может легко вылиться в мистицизм и примитивную апологию власть имущих, другой – функциональный – в тавтологию и опять-таки апологетику.

В самом деле, на вопрос, кто обладает властью в том или ином обществе элитарист функциональной ориентации обычно отвечает: тот, кто имеет власть, главным образом потому, что возглавляет определенные институты власти. А ведь подлинная проблема в том, чтобы объяснить, почему определенная элитная группа овладела властными позициями. Можно по-разному относиться к марксизму, но как раз в этом отношении он четко сформулировал проблему, попытавшись выявить, как экономически господствующий класс, владеющий средствами производства, оказывается и политически господствующим классом, то есть классом, осуществляющим политическую власть. Тесно связанный с функционализмом институциональный подход, распространенный в политологии , трактующий элиту как группу лиц, которые занимают руководящие позиции в важнейших социальных и политических институтах– правительственных, экономических, военных, культурных, то он грешит абсолютизацией формального механизма власти, непониманием его социально-классовой природы.

Однако ценностная интерпретация элиты страдает, на наш взгляд, еще большими недостатками, чем структурно-функциональная. На вопрос, кто правит обществом, элитарист ценностной ориентации может дать ответ: мудрые, дальновидные, достойнейшие. Однако любое эмпирическое исследование правящих групп в любых существующих ныне (и существовавших ранее) политических системах с легкостью опровергнет такое утверждение, ибо покажет, что слишком часто это – жестокие, циничные, коррумпированные, корыстолюбивые, властолюбивые, не брезгующие для достижения своей цели никакими средствами лица. Но если требования мудрости, добродетельности для элиты – норматив, который начисто опровергается действительностью, тогда – пусть нас простят за каламбур – какова ценность ценностного подхода?

Существуют различные виды элит; причем критерии выделения этих элит могут быть различными. При выделении, например, культурной элиты “работает” ценностной критерий. Иное дело, когда мы вычленяем политическую элиту. Тогда политолог вынужден обращаться к альтиметрическому критерию, ибо если он будет руководствоваться критерием ценностным, элитология может... лишиться своего предмета! Ведь реальные власть имущие – это далеко не образцы морали, далеко не всегда “лучшие”. Так что если в соответствии с этимологией термина элитой считать лучших, избранных, высокоморальных, то в их состав вряд ли вообще попадут политические деятели, во всяком случае, подавляющее большинство их. Тогда в каком же смысле можно употреблять термин в политологии? По-видимому, скорее все же в альтиметрическом, функциональном.

Наконец, мы считаем, что нужно четко различать в структуре политологии политическую философию и политическую социологию (наряду с другими политологическими дисциплинами, например, политической психологией, политической историей и т.д.). Так вот в рамках политической философии, поскольку она носит нормативный характер, следовало бы предпочесть ценностной, меритократический критерий, а в рамках политической социологии мы вынуждены, увы, ориентироваться главным образом на альтиметрический критерий.

Подход политического социолога отличается от культурологического. Культурологи обычно применяют термин “элита” к выдающимся деятелям культуры, иногда он выступает как синоним “аристократии духа”. Для социолога политики элита – та часть общества (меньшинство), которая имеет доступ к инструментам власти. Поэтому суждения о том, что мы в России несколько десятилетий жили без элиты, ибо лучшие люди были уничтожены или томились в концлагерях, находились в эмиграции или “внутренней эмиграции” – суждения, которые можно порой встретить в литературе последних лет – это суждения нравственные, аксиологические, но не политологические. Раз имел место властный процесс, он осуществлялся определенными институтами, определенными людьми; именно в этом – функциональном смысле – политолог употребляет этот термин (безотносительно к моральным, интеллектуальным и иным качествам элиты).

Особо следует сказать о дискуссиях по проблемам элиты в нашей стране. В советской научной литературе термин «элита» впервые вводится во второй половине 50-х годов. Вводится, так сказать, через «черный ход», а именно – через разрешенный жанр «критики буржуазной социологии» (термин столь же нелепый, как «буржуазная физика» или «буржуазная биология»).Иначе говоря, речь могла идти лишь об элитах в капиталистических странах, причем в негативном контексте. Известно, что в советское время элитологическая проблематика применительно к анализу социальных отношений в нашей стране была табуирована. Официальная идеология утверждала, что в СССР нет эксплуатации человека человеком, следовательно, нет и не может быть господствующего эксплуататорского класса, нет и не может быть элиты, Это было ложью: при советской власти существовала высшая социальная страта (а элиту можно рассматривать как высшую страту в системе социальной стратификации), выполнявшая управленческими функциями, обладавшая институциональными привилегиями, то есть всеми атрибутами элиты, пусть элиты весьма специфической.

Любой господствующий класс идеологически оправдывает и обосновывает свое господство. Советская элита, этот «новый класс», пошла дальше, она скрывала само свое существование, в советской идеологии этого класса не существовало. Считалось что в СССР были только два дружественных класса – рабочие и колхозники, а также прослойка интеллигенции. И особенно тщательно эта элита скрывала свои привилегии – спецраспределители, спецжилье, спецдачи, спецбольницы – все это было возведено в ранг государственной тайны.

Дискуссии об элите, о смене элит, об их качестве, о самом термине «элита» применительно к политическому руководству России, о том, является ли постсоветская элита сложившимся социальным слоем, или же она находится в начале своего формирования, широко развернулась в нашей стране в последние годы. Известный российский социолог Ж.Т.Тощенко решительно возражает против того, чтобы нынешних правителей России называли элитой. И в аргументах, подкрепляющих эту позицию, нет недостатка. Как можно называть элитой в ее истинном значении людей, чье правление привело к драматическому ухудшению жизни населения, к сокращении его численности? Тогда, может быть, это – образцы морали? Увы, это – одна из наиболее коррумпированных групп российского общества, члены которой думают более о собственном обогащении, чем о благосостоянии народа. В этом – главная причина отчуждения, существующего между народом и элитой. Свое «вхождение во власть» эти люди достаточно трезво рассматривают как временное и соответственно действуют как временщики, озабоченные прежде всего быстрым личным обогащением. Побыв во власти и выпав из нее, они оказываются обычно весьма богатыми людьми, крупными акционерами банков и корпораций, владельцами солидной недвижимости. Значительная часть их – бывшие партийные и комсомольские номенклатурщики, как правило, второго и третьего эшелонов, сумевшие использовать конъюнктуру, с легкостью поменявшие свои убеждения, часто это бывшие теневики, ныне легализовавшие себя, порой это люди с уголовным прошлым. Причем этим людям очень нравится, когда их называют «элитой». Это щекочет их самолюбие. Так правомерен ли по отношению к ним термин «элита»? Может быть, правильнее называть их правящей группой или кланом? Но тогда тот же подход следует применить и к политической элите других стран, также не отличающей высокой нравственностью. Не будет ли тогда этот спор спором о словах, спором терминологическим? Если в соответствии с этимологией термина элитой считать лучших, высокоморальных, то в их состав вряд ли вообще попадут политические деятели, во всяком случае, подавляющее большинство их. Попадут сюда А.Эйнштейн, А.Д.Сахаров, А.Швейцер, мать Тереза, но не попадут действующие политические лидеры. Тогда в каком же смысле можно употреблять этот термин в политической науке?

Суждения о том, что мы в России много десятилетий ХХ века жили без элиты, ибо лучшие люди были уничтожены или томились в концлагерях, находились в эмиграции или «внутренней эмиграции» – суждения, которые можно часто встретить в литературе последних лет – это суждения нравственные, но не политологические. Раз имел место властный процесс, он осуществлялся определенными институтами, определенными людьми, как бы мы их ни называли; именно в этом – функциональном смысле (а не морализаторском) политолог употребляет этот термин, безотносительно к моральным, интеллектуальным и иным качествам элиты.

Ответ на интересующий нас вопрос, на наш взгляд, связан с необходимостью различать в структуре политологии политическую философию и политическую социологию (наряду с другими политологическими дисциплинами, такими как политическая психология, политическая история и т.д.). Специфика политической философии заключается не только в том, что она представляет собой наиболее высокий уровень обобщения политической жизни общества, но и в том, что она делает упор на нормативность политических процессов, тогда как политическая социология описывает и объясняет реальные политические процессы, которые порой весьма далеки от нормативных. И в рамках политической философии, именно поскольку она носит нормативный характер, следовало бы предпочесть ценностной, меритократический критерий, а в рамках политической социологии мы вынуждены, увы, ориентироваться главным образом на альтиметрический критерий.

Следует признать, что российская постсоветская политическая элита – феномен скорее формирующийся, чем состоявшийся.

Лекция 9
Элитизм и демократия

Элитаризм против демократии

«Демократический элитизм»

Элитарная и эгалитарная парадигмы. Поиск оптимума

С момента своего возникновения элитаризм являлся альтернативой демократии. Элитаризм исходит из неравенства людей, тогда как демократическая теория прокламирует их равенство, пусть хотя бы только политическое, не гарантируя социального и экономического равенства. О Для демократии народ является субъектом политической власти. Для элитаризма этим субъектом является элита. Если Линкольн определял демократию как «власть народа, для народа и посредством народа», то для элитариста это определение неприемлемо, особенно два его заключительных слова, поскольку Линкольн не учел, что «техническим невозможно» осуществление правление народа, особенно в большой стране, и поэтому необходимо делегировать полномочия для политического управления элите, ибо народ некомпетентен в политике, неинформирован и дезинформирован, и если бы действительно сам управлял, то лишь навредил бы сам себе; его интересы гораздо лучше обеспечит «мудрая» и «подготовленная» элита.

По конституциям демократических стран верховная власть принадлежит народу. Однако не секрет, что политическая действительность даже наиболее продвинутых демократических стран весьма далека от этого норматива. Рядовой гражданин понимает, что важные для его жизни решения принимаются помимо него, что он не только не может повлиять на эти решения, но и узнает о них пост фактум из средств массовой информации. Иначе говоря, он объект социально-политического управления, но отнюдь не субъект. Современные политсистемы не обеспечивают решающего участия большинства населения в принятии жизненно важных для него решений, часто выступая как механизм отчуждения народа от политической власти. Демократия, считают многие политологи, может быть в лучшем случае формой правления элиты, одобряемой народом.

Но атаки радикальных элитаристов на демократию в наше время ыряд ли могут рассчитывать на популярность. Гораздо распространеннее иная интерпретация отношений идеологией и практикой элитаризма и демократией. В последнее время стало модным писать об «историческом примирении» элитаризма с демократией. Итальянский элитолог Н.Боббио утверждает, что последователи Моски сумели примирить элитаризм и демократию: элиты распадаются на правящую и оппозициронную. Когда этот процесс приобретает контрастный характер, мы имеем дело с диктатурой. Когда же они могут править в порядке устойчивой очередности, мы имеем дело с демократией. Теория элиты и теория демократии оказываются, таким образом, примиренными, поскольку демократия уже «не отождествляется с верховной властью народа (!), но скорее является системой, имеющей более подвижные и открытые элиты».

Чтобы соединить концепцию Моски-Парето с демократической теорией, потребовалась радикальная ревизия элитаризма, которая и была осуществлена в 30-х – 50-х г.г. Дж.Шумпетером и К.Маннгеймом. Шумпетер предложил модернизирвать понятие демократии как системы, позволяющую массам делать выбор из конкурирующих элит. В его «рыночной» концепции демократии различные элиты выносят «на продажу» свои программы, а массы «покупателей» принимают или отвергают их на выборах. Близкую позицию занял и Маннгейм, ища соединение элиты и демократии. «Действительное формирование политики находится в руках элиты, но это еще не значит, что общество не демократично. Ибо для демократии достаточно, чтобы граждане, хотя они и не имеют возможности к прямому участию в управлении, по крайней мере иногда выражали свои чувства, одобряя или не одобряя ту или иную элиту во время выборов».Либеральный вариант элитизма развивался Г.Лассуэллом: «демократия отличается от олигархии не отсутствием элиты, а ее открытым, представительным, ответственным характером».Эти взгляды позже обобщил П.Бахрах в монографии «Демократический элитизм».

Попытка демократического элитизма совместить элиту и демократию при условии открытости элиты представляется на первый взгляд привлекательной. Но настораживает то, что при этом искажается само понятие демократии. Важнейший вопрос демократии – участие рядового гражданина в политической жизни – становится второстепенным, а на первый план выдвигается проблема социальной стабильности, напрямую связанной со стабильностью и преемственностью элиты, готовой соблюдать демократические «правила игры».

Мы сталкиваемся с еще одним парадоксом демократии. Проведенная до конца идея народовластия должна отрицать элиту, хотя политическая практика указывает на ее наличие во всех политсистемах. Обе модели – крайности, это веберовские идеальные типы (которые, однако, открывают возможность объяснения социальных процессов). Тогда, скорее, следует предположить, что демократия означает некий оптимум в отношениях элиты и масс, где наличие элиты – средство оптимального управления, а не самоцель, не самодовлеющий центр общества. Хотя теоретически возможна – пусть в весьма далекой перспективе – модель политсистемы, где все члены общества обладают настолько высокой культурой управления, что не нуждаются в особой страте элиты. И данная модель – не пустая абстракция, это – ориентир, приближение к которому и есть реализация демократии де-факто.

Для политсистемы неблагоприятны обе крайности в отношениях элит и масс – как слепое следование масс за элитой, так и полное недоверие масс к элите, власть которой перестает быть легитимной. Демократию можно рассматривать как политсистему, обеспечивающую контроль масс над элитой, который не дает элите возможность лишить массы политической субъектности, а, напротив, инициирует их активность.

Решение вопроса – может ли общество функционировать без элиты – возможно как на уровне политической философии, так и политической социологии. В рамках политической философии, являющейся преимущественно нормативной теорией, можно говорить об обществе без элиты как идеале демократии. В рамках же политической философии, описывающей реальный политический процесс, порой весьма далекий от нормативного, мы выявляем роль и функции элиты в современных политсистемах, в т.ч. демократических (тем самым признавая на этом уровне правомерность теорий демократического элитизма). В любом случае управляемые не должны поддаваться демагогическим обещаниям искателей власти т не терять бдительности и здоровой подозрительности в отношении властей предержащих.

Лекция 10
Элитизм – плюрализм
Структуры власти и структуры элит в США

1. Теории политического плюрализма и их критики

2. Неоэлитизм. Модели политической структуры США

3. Конец ХХ – начало ХХ1 века. Продолжение дискуссии.

На протяжении всей второй половины ХХ века среди американских политологов ведутся острые дискуссии по вопросу о структуре власти в США. Кто является субъектом власти и субъектом политического управления? Наиболее известные политологи США, такие как Р. Даль, Т. Дай, У.Домхофф опубликовали книги под сходными названиями: Кто правит? Кто управляет Америкой?

Ответы на этот вопрос даются не только весьма различающиеся между собой, но порой прямо противоположные. К концу века накал этой полемики не ослаб. За прошедшие десятилетия в ней лишь менялись акценты, менялись персоналии дискутантов, расширялся эмпирический материал. К концу века эта полемика институтизировалась, развиваясь внутри трех сложившихся направлений – политического плюрализма (власть плюралистична, детерминируется взаимодействием различных групп интересов), элитизма (власть концентрируется в руках небольшого числа людей, занимающих лидирующие позиции в важнейших социально-политических институтах), наконец, что эту власть не выпускает из своих рук господствующий класс США, представляющий прежде всего финансовую олигархию, владельцев и высших менеджеров крупнейших корпораций.

Конфликтующие позиции можно суммировать следующим образом:

Главные дискуссионные вопросы	Критиче-ские теории элиты	Функцио-нальные теории элиты	Плюрали-стические теории элиты
Нужны ли сильные независимые элиты в развитых индустриальных странах?	Нет	Да	Нет
Выливается ли наличие сильных независимых элит в эксплуатацию населения?	Да	Нет	Да
Управляются ли США элитой (элитами)?	Да	Да	Нет

 

Однако эта полемика ведется в западной политологии, так сказать, не «на равных». Среди указанных точек зрения безусловно превалирует, во всяком случае, количественно, плюралистическая концепция.

	Модель Р. Миллса	Модель Д. Рисмена
Уровни власти	А – властвующая элита	Отрицает властвующую элиту
	B – множество групп с различными интересами	B – совпадает с Миллсом
	С – массы, неорганизованная публика практически безвластна	С – массы (неорганизованный народ), имеющий некоторую власть над «группами интересов»
Тенденции к изменениям	Растущая концентрация власти	Растущая дисперсия власти
Процесс управления	Одна группа определяет важнейшие политические вопросы	Кто определяет политику, зависит от конкретного вопроса. Конкуренция между организованными группами

 

В конце ХХ – начале ХХ1 в.в. в американской политологии борются три основные концепции структуры политической власти в США: плюрализм, неоэлитизм, неомарксистская концепция господствующего класса.

 

Типология концепций политической власти США
(конец ХХ – начало ХХ1 века)

	Элитный плюрализм	Неоэлитизм	Концепция господствующего класса
	Р. Даль	Т. Дай	У. Домхофф
Существует ли единый центр власти	Нет	Да (правящая элита)	Да (господствующий класс)
Уровень сплоченности высшей страты	Невысокий. Элиты специализиро-ваны, каждая контролирует главным образом свою область. Конкуренция элит.	Высокий. Различия касаются частных вопросов. Когда дело касается фундаментальных интересов системы, конкуренция отходит на задний план. Элита ‑ сплоченная группа, хотя и не закрытая	Высокий. В господствующем классе доминируют богачи из мира крупных корпораций и банков.
Политическая ориентация	Преимуще-ственно либеральная.	Преимущест-венно консервативная.	Леворадикальная, неомарксистская
Полезна ли обществу сильная, сплоченная элита?	Нет, это опасно для демократии, несет угрозу тирании	Да, при условии, что это квалифицирован-ная, эффективная элита.	Нет, это оставляет массы беззащитными, повышает уровень их эксплуатации
Кто является субъектом политики?	Группы интересов	Правящая элита	Господствующий класс

 

Мы хотели бы предостеречь от окончательных суждений, могущих звучать как приговор. Решение вопроса о том, кто прав из дискутирующих сторон,не может быть решен абстрактным теоретизированием. Правильность любого решения может быть подтверждена эмпирическими социологическими исследованиями. И при решении исследуемой проблемы мы будем опираться, как на определенный ориентир, на понимание различий между подходом политической философии, делающей ударение на нормативности, от подходов политической социологии, в фокусе внимания которой – описание наличного социального процесса.

Лекция 11
Трансформация и смена элит
(на материалах истории российских элит)
Дореволюционные элиты

1. Закономерности смены элит

2. Дореволюциные элиты России

Столетие назад В. Парето сформулировал теорию кругооборота (циркуляции) элит, объясняющую, по его мнению, социальную динамику. Социальная система стремится к равновесию и при выводе ее из такого состояния с течением времени возвращается к нему. Процесс этот образует социальный цикл, течение которого зависит прежде всего от циркуляции элит. Они «возникают в низших слоях общества и в ходе борьбы поднимаются в высшие, там расцветают и в конце концов вырождаются и исчезают... Этот кругооборот элит является универсальным законом истории».

По Парето, существуют два главных типа элит, которые последовательно сменяют друг друга. Для обозначения этих типов элит Парето использует знаменитое противопоставление Н. Макиавелли правителей - «львов» и правителей - «лис», двух методов управления ¾ c помощью изворотливости и хитрости (во втором случае). Первый тип элиты ¾ «львы», для них характерен крайний консерватизм, грубые «силовые» методы правления. Второй тип элит ¾ «лисы», мастера демагогии, обмана, политических комбинаций.. Постоянная смена одной элиты другой ¾ результат того, что каждый тип элит обладает определенными преимуществами, которые, однако, с течением времени перестают соответствовать потребностям руководства обществом. Поэтому сохранение равновесия социальной системы требует замены одной элиты другой.

Общество, в котором преобладает элита «львов» – ретроградов, застойно. Напротив, элита лис динамичны. Механизм социального равновесия функционирует нормально, когда обеспечен пропорциональный приток в элиту людей первой и второй ориентации. Прекращение циркуляции элит приводит к вырождению правящей элиты, к революции.

Само понятие циркуляции элит у Парето представляется весьма неопределенным и поддается различным интерпретациям, не ясно, относится ли понятие «циркуляция элит» к процессу динамики не элит в элиты или же к замене одной элиты другой. Парето не различает понятий смены (т.е. радикального изменения социальной базы элиты, смены правящих классов), и трансформации элит (резкого повышения уровня мобильности в элиту представителей низших страт общества). Мы введем это различение.

Закономерности трансформации и смены элит четко просматриваются на более чем тысячелетней истории России. На ее примере мы можем выявить зависимость качества элиты и стабильности социально-политической системы от степени ее открытости. Попытаемся коротко описать ранние российские элиты. Г. Моска писал, что в обществах, находящихся на ранних стадиях развития, «индивиды, проявляющие больше способностей в войне, легко добиваются превосходства над своими товарищами». Характерным примером военной элиты как исторически первой он прямо называет Россию. В.О.Ключевский также считал, что «высшим классом.... русского общества, которым правил князь киевский, была княжеская дружина». Она делилась на высшую (княжих мужей или бояр), и низшую (отроков). Что касается норманской теории происхождении государства на Руси, то следует заметить, что процесс складывания государственности восточнославянских племен начал происходит еще до Рюрика, а, главное, приглашение «на царство» вообще было достаточно распространено в Европе (особенно в случае внутренних разногласий в процессе конкуренции за власть) и часто было более похоже на «наем» князя (монарха).

В «Русской правде» Ярослава Мудрого фиксируется социальное расслоение населения, права и привилегии элитного слоя. В ней четко обозначено, что по отношению к князю люди делятся на два сословия ¾ на княжих мужей и простолюдинов. Первые служили князю составляли его дружину, высшее привилегированное сословие, посредством которого князья правили своими княжествами, обороняли их от врагов; это была, так сказать, княжеская элита. Не случайно, что жизнь «княжа мужа» оберегалась двойною вирою. В среде княжих мужей возникает класс крупных земельных собственников ¾ бояр, пользовавшихся широким кругом привилегий. Старших представителей княжеской дружины князь наделял административными функциями, оставлял в областях, волостях своего княжества «на кормление», ввиду отсутствия в казне денег для их оплаты. Эти люди становились все менее зависимыми от центра. Это особенно относится к удельным князьям, которые чувствовали себя независимыми царьками в своих вотчинах. Причем характерно было дробление уделов от одного княжеского поколения к другому. Феодальное дробление Руси привело к ее ослаблению и стало одной из главных причин поражения в битвах с Золотой ордой.

В период возвышения Москвы, ставшей центром, собиравшим российские земли, определенным образом изменяется состав, структура, менталитет политико-административной элиты Руси. Собирание Руси сопровождалось вступлением на московскую службу множества князей, бояр из присоединенных к Москве княжеств, а также поступлением на службу московскому государю знатных иностранцев из Литвы, немецких княжеств, Золотой орды. Великий князь, а начиная с Ивана IV царь назначал наместников, управлявших отдельными регионами, назначал бояр и других представителей элиты на доходные должности, обеспечивающие «кормление» их обладателей. Нужно сказать, что традиции «кормления», которые глубоко укоренились в российской элите и представляли по существу узаконенную коррупцию, оказывали разлагающее влияние на эту элиту, да и на общество в целом. Можно объяснить (но не оправдать) причины этого явления ¾ как объективные (необходимость разветвленной административной элиты в огромной стране и недостаток денег для вознаграждение за их службу ввиду прежде всего огромных расходов на непрерывные войны), так и субъективные (живейшая готовность членов элиты извлечь максимум выгод из занятия своего административного поста).

С созданием централизованного русского государства меняется роль монарха; он уже не первый среди других князей, он – самодержец, «помазанник божий», осуществляющий авторитарное правление, ломая сопротивление своевольных князей и бояр. Меняется и роль, да и самосознание политико-административной элиты, которая все активнее стремится править Русской землей не по частям и не в одиночку, как поступали их предки, а совокупно, через центральную власть.

Страна с огромной территорией, вынужденная постоянно обороняться от набегов кочевых племен на Востоке (и осуществляющая приращение своей территории также преимущественно на Востоке) и от экспансии Запада, страна, развитие которой было заторможено татаро-монгольским игом, страна, хронически отстававшая от западных стран, была вынуждена постоянно догонять Запад, чтобы выжить, вынуждена была прибегать к мобилизационному, форсированному типу развития, к модели модернизации, требовавшей огромного напряжения всех сил народа, причем в условиях постоянного отсутствия в казне денег. Этот тип развития предполагал авторитарную, милитаризованную политическую систему, которая делала ставку на принудительные методы решения проблем, систему с вертикальной иерархической системой управления. Эта авторитарная власть предполагала и авторитарную элиту, являющуюся проводником этой власти.

 

Династия Романовых продолжает курс на укрепление самодержавного правления. При Михаиле и особенно при Алексее создается аппарат служилой бюрократии, неуклонно теснившей элиту аристократии. Соборное уложение 1649 г. упорядочивает систему централизованного управления государством через систему приказов, управляющих делами государства.

Радикальные изменения в системе государственного управления и, соответственно, в системе политико-административной элиты произошли при Петре I. Петр осознавал тупиковость системы традиционной закрытой элиты, которая не давала ему возможности осуществить свои смелые модернизаторские замыслы. Ему нужны были способные и энергичные модернизаторы, нужна была управленческая элита, способная преодолеть инерцию традиционализма. И он умел находить организаторские таланты, поднимая в элиту наиболее способных, проявивших себя представителей более низких страт общества. Процесс модернизации общества с необходимостью оказывается и процессом модернизации элиты.

.

Курс Петра I на модернизацию страны требовал замены традиционной элиты элитой модернизации. И Петр I создавал разветвленную бюрократическую систему управления страной, во многом опираясь на модели управления западноевропейских стран. Эта бюрократия призвана была быть проводником абсолютистской внутренней и внешней политики. Политика модернизации требовала отказа от принципов местничества при формировании элиты, создания единой иерархизированной структуры чиновничества. Документом, определявшим правовое закрепление этой иерархии, был «Табель о рангах всех чинов воинских, статских и придворных» 1722 года. Он устанавливал, что основным принципом формирования административной и военной элиты должен быть не знатность происхождения, а квалификация, служебная пригодность, личные заслуги.

Строя элиту по принципу вертикальной иерархизации, государство и получает важнейший механизм осуществления его централизованной абсолютистской власти. Реформы Петра I, проводимые сверху (как, впрочем, и все реформы в России), насильственно, требовали элит авторитарного типа, элит, всецело зависящих от власти монарха, осуществлявших централизованную, жесткую власть, получавших награды и привилегии за службу. Дворянство становится основой элиты Этой наградой гораздо чаще, чем деньги были имения, которые жаловались государем. Кстати, тут с неизбежностью возникает противоречие, которое со всей силой обнаружилось чуть позже. Наследование пожалованный за службу усадеб освобождало значительную часть дворянства от необходимости поступать на государственную службу и ускоряла процесс создания бюрократической прослойки, той самой, которую в ХIХ веке стали называть «разночинцами».

На протяжении 300-летнего правления династии Романовых состав и структура российской политико-административной элиты существенно видоизменялись. При первых Романовых (ХVII в.) важнейшие государственные вопросы решались на Земских соборах, на которых была представлена центральная и местные элиты, верхушку боярства составляли члены Боярской думы, выполнявшей совещательные функции при царе; но в ХVIII в., как констатирует Ключевский, боярство разрушается. Россия становится империей; император наделен неограниченной властью, система органов государственного управления строится на принципах бюрократической централизации. При Петре I на смену Боярской думе приходит Сенат, который решает административные, законодательные и судебные вопросы. В ХVIII веке, по мнению Ключевского, место боярства «заняла новая чиновность знать, состоявшая из выслужившихся административных дельцов... это чиновничество усвоило себе некоторые политические замашки аристократии и стремилось из простого правительственного орудия превратиться в правительственный класс, в самобытную политическую силу, поэтому и можно назвать чиновной аристократией».

.После подавления восстановления декабристов, которых можно считать контрэлитой, попытавшейся свергнуть самодержавие и крепостничества, утверждается военно-бюрократический абсолютизм Николая I., бюрократия окончательно превратилась в самодовлеющую касту, стремившуюся подчинить себе все стороны человеческой жизни.

Поражение России в Крымской войне продемонстрировало отсталость ¾ социальную и техническую, гнилость военно-бюрократической системы. На наш взгляд, вызывают уважение попытки Александра II либерализировать систему управления Россией, модернизировать ее элиту. Крупнейшая из реформ ¾ отмена крепостного права, значительны и такие реформы, как реформа местного самоуправления (земства), судебная реформа, означавшая начальный шаг в направлении к правовому государству. Начавшиеся реформы были прерваны убийством царя и превалированием консервативной элиты, препятствовавшей процессу либерализации.

Разрыв между народом и элитой возрастал и достиг своего апогея в царствование Николая II и вылившись в революции ХХ века. В ходе революции 1905-1907 гг. Николай был вынужден пойти на существенные уступки в направлении конституционного ограничения самодержавия, на созыв Государственной думы. Тем не менее правящая элита сохранила свой сословный характер; дворянство, несмотря на свое несомненное ослабление и оскуднение, сохранило в элите основные позиции. Эта элита не могла приспособиться к изменившейся ситуации, к требованиям индустриального общества и бесконечно конфликтовала с Думами. К этому добавились внутренние противоречия в элите при слабом (скажем иначе, мягком) нерешительном царе, противостояние правящей элиты и той части политической элиты, которая рекрутировалась по новому для России каналу ¾ через выборы в Государственную Думу. Усилия думской оппозиции и нападки либеральной и социалистической прессы, стремящимися скомпрометировать власть (во многом эта критика была справедливой) увенчались успехом. Властвующая элита полностью исчерпала доверие народа, утратила легитимность в его глазах, и в февральской революции не нашлось серьезных социальных сил, которые бы поддержали разваливающийся режим.

Попытаемся дать общую оценку дореволюционным элитам. Оценка эта будет явно невысокой, несмотря на некоторые, пусть нечастые, взлеты этой элиты - будь то «сыны гнезда Петрова», военная и дипломатическая элиты Екатерины II, либеральная административная элита и диплома-тическая элита (во главе с будущим канцлером А.М. Горчаковым) Александра II. В целом же эта элита представляла собой замкнутую касту, пропуском в которую был не ум, а знатность, где процветал непотизм, клановость, мздоимство, коррупция. Конечно, по сравнению с последующей элитой, например, с головорезами Сталина, эту элиты многие российские политологи ныне видят в розовом свете. Однако если мы будем оценивать ее по мировым критериям, оценка, повторяем, будет невысокая. Именно в начале ХХ века обнаружился глубочайший кризис политической элиты царской России, которая потеряла всякий авторитет в глазах масс. Трагедия России ¾ в том, что в условиях тяжелейшего кризиса, вызванного войной, разрухой победителем среди гетерогенной контрэлиты оказались наиболее экстремистские силы.

Несомненно, что смена элит происходит, когда старые оказываются неспособными ответить на вызов истории. Предреволюционная Россия переживала жесточайший кризис ¾ экономический, социальный, военный, и значительная доля ответственности за него падает именно на правившую элиту, которая оказалась неспособной решить задачи модернизации страны. На их решение претендовала контрэлита, которая, придя к власти и превратившись в правящую элиту, попыталась решить эту проблему самыми жестокими, порой террористическими методами, выбрав мобилизационно-милитаристский путь развития страны.

Лекция 12
Советская элита

Октябрьская революция была, пожалуй, наиболее полная, радикальная, быстрая смена элит в истории человечества страны, более радикальная, в частности, чем во время французской революции 1798-1793 гг. Закрытая дворянско-чиновничья элита царизма деградировала, показала отсутствие политической воли, продемонстрировала свою неспособность управлять великой страной, модернизировать ее, абсорбировать лучших представителей «низших» страт. Как писал в этой связи П.А. Сорокин, «вырождающийся правящий класс упорно отказывал в соучастии «талантливым самородкам», «самоучкам» из других слоев, не желая урезывать себя в правах и готовый отвергнуть любых талантливых «пришельцев.

Скоро наступила расплата. К власти пришли энергичные, молодые, циничные, безжалостные представители контрэлиты, сумевшие, в отличие от старой элиты, наладить контакт с массами, мобилизировать их на свержение царской элиты, а затем и элиты «соглашателей». Победили крайне левые, экстремистские представители контрэлиты. Эти новые лидеры выступали под лозунгами эгалитаризма, антиэлитизма. Однако очень скоро оказалось, что вместо построения общества без элиты к власти пришла новая, большевистская элита, а методы господства этой элиты оказались не только авторитарными, но и тоталитарными.

Но как же все-таки получилось, что большевики, выступившие с эгалитаристскими лозунгами, мобилизовавшие массы на борьбу с правящей элитой эксплуататорского общества, взяв власть, сами превратились в новую элиту общества, которое они, ничтоже сумняшеся, называли социалистическим, в котором отсутствуют эксплуататорские классы и которое идет к преодолению классовых различий?

Революция, направленная против эксплуататорской элиты, против элиты царизма, элиты буржуазии, сама была в значительной мере элитарна. Революцию осуществляло меньшинство общества ¾ петроградский пролетариат, матросы. Правда, это меньшинство громогласно декларировало, что действует от имени громадного большинства населения, трудящихся масс, что они и есть передовые выразители интересов народа. Причем большинство народа, в силу неграмотности и забитости, не дозрело до понимания своих интересов. Эти интересы и выражает авангард пролетариата, класса-гегемона, идущего во главе трудящихся масс. Соответствовала ли эта схема реальности? В скором времени ответ на этот вопрос был получен. Выборы в Учредительное собрание показали, что большевики оказались в меньшинстве, что, впрочем, их не смутило. Выборы, основанные на борьбе партий за голоса избирателей, были объявлены буржуазными. Контрэлита, превратившаяся в элиту, и не думала отдавать власть. Напротив, вся ее политика была направлена на удержание этой власти, на превращение ее в тотальную власть, в диктатуру пролетариата.

Такой поворот событий не был неожиданным для наиболее прони-цательных мыслителей, которые прогнозировали вырождение леворади-кальных лидеров в авторитарную, олигархическую элиту, которая, придя к власти, будет диктаторскими методами управлять массами. Достаточно вспомнить «Бесы» Ф.М. Достоевского, в которых левоэкстермистские заговорщики стремились захватить власть, чтобы манипулировать массами, используя по отношению к ним террористические методы.

Теория «нового класса». Вопрос о правящем слое или правящем классе, который возникает после социалистической революции, был поставлен задолго до Октябрьского переворота и обсуждался десятилетия после него. В этой связи несомненный интерес представляет концепция, которая впоследствии получила название теории «нового класса».Еще М. Бакунин писал, что государство диктатуры пролетариата, пропагандируемое Марксом, будет представлять собой «деспотизм управляющего меньшинства», прикрываемый демагогическими фразами о том, что он выражает народную воли, это будет управление огромного большинства народных масс привилегированным меньшинством. «Но это меньшинство, говорят марксисты, будет состоять из работников. Да, пожалуй, из бывших работников, но которые, лишь только сделаются правителями или представителями народа, перестанут быть работниками и станут смотреть на весь чернорабочий мир с высоты государственной, будут представлять уже не народ, а себя и свои притязания на управление народом». А в составе этого деспотического меньшинства легко могут оказаться непомерные честолюбцы, рвущиеся к власти. Вопрос в том, возможно ли общество без элиты и, в том, как оно может реализовываться на практике, и не будет ли рисуемый марксистами коммунистический идеал прикрытием новой формы всевластия элиты, которая захватывает власть и устанавливает жестокую диктатуру, не брезгуя для «всеобщего счастью» никакими методами (как об этом писал Достоевский в «Бесах»). Сомнения на этот счет высказывали многие мыслители. По поводу утверждения марксистов, что диктатура пролетариата будет недолгой, а ее целью будет образовать народ, Бакунин выражает глубокий скептицизм, утверждая, что «никакая диктатура не может иметь другой цели, кроме увековечивания себя».

Насквозь элитарной оказывается организационная структура новой власти. Правящая партия по Ленину (см «Что делать?») предполагала «узкий слой партийных функционеров», ее элиту, и широкий слой членов партии, выполняющих решения ее руководства – таков был зародыш будущего «нового класса». Когда же партия пришла к власти, элитарная структура партии была воспроиз-ведена в масштабах крупнейшей страны мира. После Октябрьской революции Ленин писал о решающей роли революционного авангарда рабочего класса (т.е. партии, а фактически партийной верхушки) в руководстве обществом. Сам Ленин признавал, что «политика партии определяется не ее составом, а громадным, безраздельным авторитетом того тончайшего слоя, который можно назвать старой партийной гвардией». Об этом откровенно писал Сталин: «Компартия как своего рода орден меченосцев внутри государства советского». А Троцкий писал, что диететура пролетариата оказалась диктатурой партии, а диктатура партии – диктатурой ее верхушки. Именно Троцкому принадлежит важная роль в разработке теории «нового класса», он писал о бюрократическом перерождении руководящей верхушки партии при Сталине.

Разработка целостной концепции «нового класса» принадлежит М.Джиласу, доказывавшему, что «коммунистическая система» служит основой для возникновения нового привилегированного класса, которым является бюрократическая верхушка партии и государства, обладающей неограниченной властью. Концепцмю продолжил М.Восленский, употреблявший вместо «нового класса» термин «номенклатура».

Советская элита.Поколенческий анвлиз До сих пор мы говорили о советской элите в целом. Но эта элита претерпела сложную эволюцию: каждое новое поколение этой элиты и похоже на предыдущее, и, вместе с тем, значительно отличается от него. Поэтому эволюцию советской элиты можно представить как смену поколений элиты, каждое из которых обладает специфическими характеристиками.

Можно вычленить четыре поколения этой элиты. Первое ¾ «ленинская гвардия», осуществившая революцию, мечтавшая о мировой революции, рассматривавшая российскую революцию как базу революции всемирной; в ее костер они готовы были бросить страны и народы, включая свой собственный. Внутри этой элиты разворачивается ожесточенная междоусобная борьба за власть после смерти Ленина.

Второе поколение этой элиты ¾ сталинисты, жестокие, дисципли-нированные исполнители воли Сталина, фанатично преданные харизма-тическому вождю. Происходит смена ориентаций этой элиты – курс на построение социализма в «отдельно взятой стране», на модернизацию милитаристско-мобилизационного типа, «подстегиваемую» широкомас-штабными репрессиями, которые ряд политологов квалифицирует как геноцид по отношению к собственному народу.

Третье поколение советской элиты ¾ элита бюрократии и партийных функционеров, лидерами которой были Хрущев и особенно Брежнев, максимально расширивший ее права и «вольности». Это был период институцизации и рутинизации номенклатурной элиты, время относительно стабильных элитных карьер. В конце этого периода – в 70-х – первой половине 80-х годов у власти находится геронтократическая элита застоя.

Наконец, четвертое (и последнее) поколение советской элиты – «перестроечная» элита. По своему составу она была неоднородной, хотя политически в ней преобладали реформаторы во главе с Горбачевым, стремившиеся модернизировать застойную социально-политическую систему, построить социализм «человеческим лицом», проводивших курс на гласность и демократизацию режима. Трагедия этой элиты заключалась в том, что у нее были определенные пределы ее реформаторства, связанные с советским партократическим режимом. Социально-политическая система, которой они управляли, была принципиально не реформируема, она нуждалась не в модернизации, а в трансформации в иную социально-политическую систему. Но эта функция не могла быть выполнена этой элитой (тогда она и не была бы советской элитой), она была выполнена уже пост советской элитой. Правление этой элиты многие политологи рассматривают (и не без основания) как размен власти на собственность.

Шесть с лишним лет перестройки были периодом резких персональных изменений в правящей элите общества, но она сохранялась как та же социальная группа.. И уже только по этой причине перестройка была обречена. Таким образом, хотя перестройка привела к беспрецедентным изменениям в составе элиты, она не была сменой элит, она была трансформацией той же самой элиты. Смена элит осталась на повестке дня.

Одним из результатов перестройки была конвертация власти правящей элиты в собственность. А далее на повестку дня поставлена конвертация собственности на власть.

 

Лекция 13
Постсоветская элита

1. Произошла ли смена элит?

2. Структура постсоветских элит.

3. Политико-административная элита

4. Экономическая элита

5. Культурная элита

6. Региональная элита

7. Взаимоотношение элит: конфликт или консенсус?

Главное в элитологии – как оптимизировать отношение элита–массы, где приоритетом будут интересы масс (элита для народа, а не народ для элиты) – это и есть демократия. Важно и другое –взаимоотношения между элитными группами, между элитами. Сегодня политологи пишут о наметившемся расколе в российских элитах –между олигархами и «чекистами» (речь идет о верхушке «силовиков» и чиновничества). В этой связи интересен вопрос: а что лучше для населения – единая, сплоченная элита или расколотая на конкурирующие группы? Ответ неоднозначен. Для стабильности политсистемы предпочтительнее единая элита. Раздрай в элитах –угроза для стабильности. Но наличие конкурирующих групп в элите полезно для демократии: эти группировки вынуждены обращаться за поддержкой масс, их роль возрастает, они– арбитр. И вообще народу не следует полагаться на правящую элиту, чтобы не остаться в дураках (у элиты – свои групповые интересы, не совпадающие с массовыми). Ныне некоторые элитологи пишут о «восстании элиты» против масс. У элит – своя субкультура, свои жизненные стандарты, свои предпочтения, свой менталитет, своя ценностная ориентация (в основном прозападная), они и детей своих предпочитают обучать в США или в ФРГ, что заставляет задуматься над вопросом: а наша ли эта элита? Итак, будем надеяться не на правящую элиту, а прежде всего на самих себя, будем активно создавать гражданское общество, которое выделяет свою неформальную элиту, и будем строго контролировать элиту правящую. В условиях гражданского общества не элита распоряжается народом, а народ нанимает политических управленцев, менеджеров, чтобы те эффективно управляли обществом в интересах большинства, и увольняет этих управленцев, если они не выполняют эти функции. Это будет трагедия для авторитарной элиты, но зато открывает перспективы для не контролируемой, а подлинной демократии.

Лекция 14
Рекрутирование политических элит

1.                  Процесс рекрутирования элит и его особенности

2.                  Типология рекрутирования элит.

3.                  Рекрутирование элит в России Традиции местничества. Номенклатура. Неономенклатура.

4.                  Сравнение российского и американского опыта рекрутирования элит

Очевидно, что качество элиты во многом зависит от принципов ее рекрутирования. Политическое рекрутирование ¾ это вовлечение людей в активную политическую жизнь. И важнейшее место в нем занимает процесс рекрутирования политической элиты, посредством которого формируются законодательные и исполнительные органы государства, правительственный аппарат, руководящие кадры государственных учреждений. Исследовать процесс этого рекрутирования – значит исследовать политический процесс с точки зрения того, как люди вовлекаются в политику, выдвигаются на руководящие политические посты (в том числе становятся политическими лидерами), устанавливают политические контакты, как они делают политическую карьеру.

В стабильных политических системах рекрутирование элиты институтизировано, то есть осуществляется в соответствии с тщательно разработанными процедурами (обычно освященными традициями), в результате чего персональный состав элиты с большей или меньшей периодичностью обновляется, а сама политическая структура остается в значительной степени неизменной. По-иному обстоит дело в условиях крутой ломки политической системы, в периоды политической нестабильности. Тогда происходит трансформация или смена элит; люди, занимавшие ключевые позиции в государственном управлении, лишаются своих постов; возникает много вакансий, которые заполняются с нарушением обычных рутинных норм. Недостатка в желающих занять элитные позиции общество никогда не испытывает, что стимулируется высоким статусом управленческой деятельности, престижем, возможностью получения ряда привилегий, в том числе материальных. Иное дело – насколько квалифицированным оказываются новобранцы на элитных позициях, каковы их моральные и деловые качества.

Система рекрутирования элиты имеет исключительную важность для политической системы; она может либо обеспечить более или менее равные возможности доступа к власти всем гражданам либо ограничить эти возможности, а то и вовсе лишить этих возможностей. Одна из характерных черт подлинно демократической политической системы – создание возможностей для каждого гражданина достичь такого положения, которое дает ему право считаться членом политической элиты.

В процессе рекрутирования политической элиты важнейшие моменты ¾ широта ее социальной базы, круг лиц, осуществляющих отбор элиты (селекторат), наконец, процедура, механизм этого отбора. Опыт завершающегося тысячелетия свидетельствует о том, что закрытая элита, которая формируется из представителей узкого привилегированного слоя, воспроизводится на своей собственной ограниченной базе, неминуемо деградирует, загнивает, рано или поздно уступая место обществу с более открытой элитой, что ведет к изменению всей социально-политической структуры. И чем более закрытой является элита, чем уже ее социальная база, тем меньше у нее шансов продлить свое господство, выжить в соревновании с другими социально-политическими системами.

Качество элиты зависит от способов ее рекрутирования, от того, насколько элита «прозрачна», открыта для наиболее активных, образованных, способных к инновациям людей из всех классов и слоев общества, а также от того, существуют ли заслоны на пути вертикальной социальной мобильности для людей случайных, нравственно нечистоплотных, т.е. действительно ли в элиту попадают наиболее достойные в нравственном и интеллектуальном отношении люди.. Закрытый тип рекрутирования элиты является исторически первым. Как правило, он господствует в традиционном обществе. Открытый тип превалирует в современном обществе он является результатом развития политической системы, ибо требует для своего функционирования высокого уровня полити-ческой культуры. Первый тип характеризуется, прежде всего, узостью социальной базы этой элиты. Это – господствующий класс, слой, сословие, который и монополизирует политическую власть; все элитные позиции заняты его ставленниками. Поскольку данный тип рекрутирования элиты сужает социальную базу последней, препятствует занятию элитных позиций наиболее способными людьми из низших страт общества, инакомыслящими и т.д., она обрекает политическую систему на застой, последняя неминуемо вырождается, утрачивает способность к эффективному управлению), по существу провоцирует образование контрэлиты, превосходящей правящую элиту по своим интеллектуальным и пассионарным показателям, которая использует недовольство масс существующей социальной системой для ее свержения, для смены элиты. Идеальной целью рекрутирования элиты является выдвижение на руководящие позиции наиболее компетентных, достойных (меритократический принцип).

Лекция 15
Элитное образование

1.      Понятие элитного образования. Элитное и элитарное образование

2.      История элитного образования

3.      Опыт элитного образования в России

4.      Элитное образование и социальная справедливость

5.      Социология элитного образования. Функциональная и конфликтная модели элитного образования
Сравнительный анализ элитного образования в современных развитых странах

6.      Мировой опыт элитного образования и модель МГИМО

В современном информационном обществе, в котором главной ценностью становится информация и, соответственно, «информационный человек», неизбежно возрастают требования к образовательной системе. Постиндустриальные структуры постоянно будут остро нуждаться в производстве высококвалифицированной элиты, меритократии, необходимость в которой будет увеличиваться по мере их общего развития.

Мировая философско-социологическая мысль все более приходит к выводу, который поверхностному взгляду может показаться недемократическим: научный и в целом культурный потенциал страны в современном информационном обществе определяется не столько средним уровнем участвующих в социально-экономическом процессе, сколько потенциалом ее культурной элиты. Именно поэтому особо важная задача системы образования видится в поиске и развитии потенциальных способностей и талантов, прежде всего, подрастающего поколения.

Пожалуй, наиболее отчетливо эта проблема осознается в наиболее развитых, продвинутых странах. Там идет настоящая охота за талантами во всех важнейших областях человеческой деятельности - в политике, бизнесе, науке, искусстве ( в том числе поиски их и за рубежом, инициируя «утечку мозгов» из менее развитых стран, еще более увеличивая свой научно-технический отрыв от них).

Войдет ли Россия в ХХ1 век как великая держава или же окажется на периферии человеческой цивилизации? Наше будущее закладывается сегодня, оно в решающей степени будет определяться молодым поколением, которое начинает жить и творить в новом тысячелетии, В современном мире получает шанс стать процветающей страной такое государство, которое создает максимальный простор для реализации творческих потенций человека, для выявления талантов и способностей людей и сумеет поставить их на службу обществу. Поэтому общество должно искать, выявлять таланты и способности своих членов и, желательно, как можно раньше, с детского возраста, развивать и пестовать их. Известно, что коммуникационные способности, например, качества лидера, формируются уже в раннем возрасте.

Для того, чтобы выявить и развить эти таланты, нужны определенные предпосылки и, среди них, создание равных стартовых возможностей для молодого поколения, возможности вступить в конкурентную борьбу за получение образования самого высокого уровня, которое явилось бы ключем к восходящей социальной мобильности. Именно при этом условии к высшим, наиболее престижным позициям в обществе придут действительно наиболее талантливые, честные люди, могущие обеспечить оптимальное управление обществом,

Таким образом, любая социальная система, и особенно в условиях постиндустриального общества, нуждается в организации подготовки элиты, в системе элитного образования, желательно как можно более открытого. В современных условиях та система, которая закрывает путь наверх талантам (или хотя бы ставит препоны на их пути, недостаточно широко открывая двери социальной мобильности, неважно, по каким причинам - идеологическим, социально-классовым, национальным или иным), обречена.

Понятие элитного образования. Термин «элитное образование» используется в литературе неоднозначно, порой в разных смыслах. Прежде всего, элитным называют образование высокого качества ( в англоязычной литературе - high quality education). Этот термин используется помимо этого и в ином смысле. Под ним понимают также образование, нацеленное на подготовку элиты - политической, экономической, культурной. Во втором случае главный вопрос: кого готовят к занятию элитных позиций? Выходцев из элитных семей, из богатых и знатных, подготовку замены родителей детьми, чтобы воспроизводить элиты таким «естественным» способом? Или же следует искать одаренных детей, талантливую молодежь во всех социальных стратах общества? Первый подход - назовем его «элитарным образованием» - означает систему закрытого образования, он обрекает на деградацию элитное образование, да и саму подобную элиту. Применительно к России это бы означало подготовку к элитным позициям детей высших государственных чиновников и «новых русских», имеющих возможность нанимать дорогостоящих репетиторов, причем из преподавателей элитных учебных заведений. И только второй подход отвечает задаче создания элиты высокого качества.

 

Литература:

Афананасьев М.Н. Правящие элиты и государственность посттоталитарной России, М. – Воронеж,1996; Ашин Г.К. Современные теории элиты, М.,1985; его же: Элитология: становление, основные направления, М.,1995; Элитология. Политическая элита, М.,1996; Основы элитологии, Алматы,1996; Элитология. Смена и рекрутирование элит, М.,1998; Курс истории элитологии,М.,2003; . Ашин Г., Охотский Е.,Курс элитологии, М.,1999; Ашин Г.,Понеделков А.,Игнатьев В.,Старостин С.,Основы политической элитологии,М.,1999; Гаман-Голутвина О.В. Политические элиты России, М.,1998; Понеделков А. Элита (политико_административная элита) Ростов-на Дону,1995; Карабущенко П.,Элитология Платона, Астрахань,1998.

 

Summary.The term «elitology» is a Russian innovation of the end of the 20^th century. It was introduced to meet the needs of a complex discipline dealing with the elite phenomenon which integrates the achievements and methods of philosophy, political science, sociology, history, psychology, cultural studies. In the Russian and world science elitological problems are being solved mainly by sociology and political science. The article shows the insufficiency of these approaches, the necessity of wider ways of approach which are characteristic for philosophy /including elitological ontology, elitilogical epistemology, elitological philosophical anthropology/. The article also emphasizes the role of philosophy as the theoretical basis for solving elitological problems. Thus, the distinguishing between the approaches of political philosophy and political sociology turns out to be euristic as far as the solution of such disputable problems of elitology as the definition of the elite notion, relations between elitism and democracy, typology of elite recruiting, etc., are concerned.

Philosophical dimensions of elitology

Elitology has been formed on the basis of social and political philosophy. But it integrated the achievements and methods of other sciences, representing interdiscipline knowledge which lies at the joint of social philosophy, political science, sociology, history, psychology and cultural studies.

In a broad sense elitology is based on the teaching of differentiation of being, connected with its hierarchization /the key problem for understanding the elite phenomenon/, as well as on synergetics. But let’s get narrow the subject of elitology to the social dimension. It should be mentioned that one of the first thinkers to view society as a system in the state of dynamic balance was V.Pareto, a well-known classic of elitology. In this connection I would also like to mention the contributions by A. Bogdanov and T. Kotarbinsky who developed the systems approach in their respective theories of tectology and praxiology with most fruitful applications especially in the understanding of the functioning of political/administrative elites.

By inquiring into the processes of social differentiation and stratification, elitology emerges as a science dealing with the highest stratum in any system of social stratification, of its special functions of controlling system as a whole or some of its subsystems, and working out the norms and values that serve to self-preservation and development of the system. The elite includes the most respected persons who serve as the reference group and whose values other members of the society pattern their behaviour on. They are either upholders of traditions that help integrate and stabilise the society or, under different circumstances (usually situations of crises), the most active, ‘passionary’ members of the society – sources of innovations. Thus, elitology is a science dealing with elites, the foundations of the social differentiation, its criteria and legality. It goes without saying that this science requires the development of corresponding category network, including the definition of eliticity.

Finally, often /and first of all in political science/ elite is used in the narrow sense of the term , i.e. as politico-administrative elite. It is this part of elitology that became /probably without sufficient reasons/ the most wide-spread one though it is only one of many elitological disciplines. In the narrow sense elitology (to be more specific, political elitology) studies the process of social-political management; its primary task is understood as identification of the highest social stratum which directly exercises this management (managers as opposed to the managed), in other words, the composition of elite, its structure, the laws of its functioning, its coming to power and holding this power, its legality as a ruling stratum under condition of acknowledgement by mass followers its leading role in the social process, reasons for its decline, degradation (resulting mainly from its ‘closedness’), its departure from the historical arena, transformation and change of elites.

The structure of elitology as a subject of study includes the history of elite studies, i.e. the history of elitology, studies of its laws – laws of its structure, links between its elements /political, economical, cultural elite and others/ that are usually subsystems of elite as an integral system, the laws of elite functioning, the interaction between elements of this system, the role of each of these elements as far as elite is concerned as an integrate phenomenon, laws of interdependence and subordination of the system elements and, finally, laws of the development of this system, its transition from one level to another, usually a higher one, to a new type of connections within it.

The term elitology is a Russian neologism. First introduced in 1980s, it spread widely among Russian social scientists since late 1990s which saw publication of about a thousand new works on the subject resulting in the emergence of what may be called a Russian school of elitology.

Unfortunately, our foreign colleagues are not in a hurry /for the time being?/ to acknowledge the necessity and legality of this term or its equivalent which has not offered yet. One can assume that the term «elitology» grate on the ears of those for whom English is a native language. It is no mere chance that they use the term «political science» instead of «politology» and «cultural studies» instead of «culturology». We do not insist on the term though; as a Russian proverb goes: «Call me a pot, if you will, but don’t put me into the stove». Indeed, it is not the sign but its meaning that is of importance, here, too, the accent is not on the term, but on its contents.

In recent years the author had a chance to discourse on elite problems on a number of occasions, including international congresses and conferences and lectures at US and German universities. I was typically asked to deliver lectures and teach special courses under customary (in the USA and Western Europe) names of Sociology of Elite, if intended for departments of social sciences, and Political Elites, if intended for departments of political science. In fact, do such courses as Political Elites and Sociology of Elite, Theories of Elite as read at Western universities cover all elitological problems? They are rather parts of elitology dealing with different aspects of the elite phenomenon. This fragmentary approach makes it impossible to treat its object, the elite, as an integral whole, as a system with its own laws of functioning and development, to grasp the relations within the elite and between the elite and the society at large in all their varieties. It is this integral approach to the phenomenon of elite that elitology, especially the Russian school of elitology, insists on. As to the very term elitology, one should not exaggerate its importance: like any other piece of scientific vocabulary it is just an aspect of a concept, even if a key aspect. Elitology is the broadest term that encompasses all elite studies, regardless of the value preferences of this or that scholar, regardless of whether he/she is an apologist or a critic of elites. Elitology seeks to be a science, not an ideology.

It was argued (not without reason) by foreign colleagues that elitology is a clumsy term insofar as it combines roots of different origins – one, Latin, one, Greek. The author’s answer was that he would gladly use the term aristology (free of this flaw) but for the fact that the term elite introduced by V. Pareto (deficient in many aspects) has by now become an established, indeed, term, and substitution of a new word would only bring greater terminological confusion. Another objection against introduction of the term elitology was that one should not increase the number of scholarly disciplines, following W. Ockham’s famous methodological principle of not multiplying the number of essences. In defence of my position, I had to point out that Ockham’s maxim was not quoted in full: the English scholar objected to multiplying the number of essences ‘without reason’. Here we seem to have every reason for introduction of a new term: elites are salient in history in general and in Russia’s democratic transition in particular.

But let us come back to courses read at West European and US universities and dealing with particular elites and/or particular aspects of elite studies. Courses called Theories of Elite usually centre on historical or political issues. An interesting course called Elitism and based on a monograph of the same name by I. Field and J. Higly promotes an ‘elite paradigm’, but this is just one of paradigms that, specifically, takes no notice of the egalitarian paradigm, and for this reason alone it may not claim to cover the entire field of elitology. Neither can we be satisfied with elitarist approaches in the spirit of F.Nietzsche and J.Ortega y Gasset, for both take the mass/elite dichotomy for granted, unquestionably accept it as a norm of civilised society, ignore or underestimate the possibility of analysing and interpreting the phenomenon of elite from the egalitarian standpoint that sees the very existence of elite as an outrage against democracy and objects to its perpetuation.

Courses like Political Elite may claim even less to encompass the entire field of elite-related problems. The overwhelming majority of contemporary scholars recognise plurality of elites: political, economic, religious, cultural, etc. But if the word elite occurs in any context without a specifying adjective, one may be certain that it is political elite that is in mind. This is a sure sign of the predominance of political elite in public mind and indicates that non-political elites are forced into the background. This is a sad phenomenon, in my opinion, for it implies the priority or, stronger still, the superiority of political elites. For it seems more appropriate that the highest status in the hierarchy of elites (socially dominant groups) belong to the cultural elite – to creators of new cultural norms and values.

Perhaps, the closest to the subject of elitology is sociology of elites. However, the latter’s field is far narrower than that of the former. Nor should one overestimate the importance and efficacy of sociological methods: elitology seeks to supplement them with methods practised in philosophical, cultural and psychological studies. The sociological approach developed by V. Pareto is an important part, but still only a part of elitology. The Russian school of elitology, therefore, advocates the system approach as a more promising one.

The Russian school of elitology is the child of the last fifteen years. Its emergence is easily explained. The elitological problems were taboo in the Soviet Union. Studies of Soviet elite were censured as ideologically unacceptable. The official ideology saw elite as an attribute of ‘antagonistic’ class societies, hence impossible in the classless socialist society, although the existence of the privileged stratum of Soviet bureaucracy (indeed, an elite) was an open secret. The subject-matter of elitology could thus enter Soviet social science only through the back door, by means of criticism of bourgeois sociology – a permitted genre, though the very term bourgeois sociology made no more sense than, say, bourgeois physics.

It is not surprising therefore that Russian elitology was born in the course of the nation’s democratic transition. With censorship abolished, the studies of elites boomed. One may say that Russia earned its right to elitology. It suffered so much from the unchallenged rule by incompetent, authoritarian (one may even say, totalitarian), often corrupted elite. It felt acute need for a scholarly discipline that could optimise norms and requirements for elite education, recruitment and means of democratic control over the elites.

Russian elitology has had important local roots. It could draw on the powerful traditions of the Russian pre-revolutionary philosophy, politiology and sociology as represented by such outstanding figures as N. Berdyaev, M. Ostrogorsky, P. Sorokin, I. Ilyin, G. Fedotov, whose contribution to elitology can hardly be overestimated.

Elitology is a complicated discipline that includes philosophical elitology, sociology of elites, political elitology, elitology of history, as well as history of elitology, elitological psychology (studying motivations for power, psychological peculiarities of elite strata, etc.), cultural elitology (studying elites in their functional role as creators of cultural values and the interdependence of the elite and mass cultures), comparative elitology (studying general laws and peculiar features of elites in various countries/cultures), elite education and elite pedagogy. This is naturally not a complete list.

Philosophical elitology is the highest level of generalization in elitology. It also has a complicated structure. One may distinguish between elitological ontology, elitological epistemology (studying, among other, sacral knowledge, esoteric gnotheology), elitological axiology, elitological philosophical anthropology.

Ontological elitology enquires into heterogeneity, differentiation and hierarchy of being. It is at this level that the problem of eliteness and eliticity is considered in its widest context. It should be noted here that heterogeneity and hierarchy of being was the focal point of ancient (Pythagoras, Heracleitus, Socrates, Plato) and medieval (St. Augustine, Thomas Aquinas) philosophy, debated by modern and 20th-century philosophers (N. Berdyaev, J. Ortega y Gasset).

It is primarily elitological epistemology that allows us to draw the vital distinction between the elitarianism (as characterised by ‘closedness’) and elitism (as characterised by greater ‘openness’). The elitarian gnotheology sought to a theory of esoteric knowledge for the ‘chosen’ ones, those initiated into secret wisdom and practices and marked by special grace; it emphasised occult knowledge, intuition and inspiration. Disintegration of primitive cultures resulted in social hierarchies based not only on social class differences, but also on unequal access to sacred knowledge. This secret knowledge was the symbolic capital of these proto-elites and legitimised their claims to social privileges. Elitarian esoteric knowledge was sought for millennia by earliest Indian and Chinese philosophers, including Brahmans and Taoists, pre-Socratic Greek philosophers (like Pythagoreans) and conceptualised in Plato’s theory of eidetic knowledge. It was later developed by theosophists, such as Meister Eckhart, Swedenborg), H.Blavatsky. R.Steiner, the founder of anthroposophy, devoted himself to the development of speculative mysticism in the traditions of theosophy. This mystic, occultist, esoteric theory of knowledge with its elitarian bias should be contrasted to classical epistemology as represented by Kant which can be properly called ‘elite’ (considering its profundity, its critical, as well as open to criticism, character).

Elitological philosophical anthropology and elitological personalism is a tradition that originates in Confucius and Plato and is upheld in the 20th century by N. Berdyaev and E. Mounier. It addresses the complex issue of personality and focuses on the process of self-perfection taking men/women to the level of elite. Personal ‘elitisation’ has been the focal point of religious philosophies, from Buddhism (with its notion of ‘enlightened’ person) to contemporary philosophical anthropology which aspires to transcend all pre-set limits.

We have started out exposition of elitology with the branch thereof which had been the core of elite studies once but was largely ignored in more recent times, viz. philosophical elitology, and concluded it with what is nowadays its most favoured branch, political elitology. It is high time to correct this injustice and draw elitologists’ attention again to the philosophical basics of their own field required to develop a comprehensive and convincing general theory of elitology.