ВОЗВРАЩАЯСЬ К НАПЕЧАТАННОМУ

 

Эдуард РОЗЕНТАЛЬ (Бостон)

Чудаки с планеты Ко

ту международную организа­цию со странным названием «Моральное перевооружение» я уже упоминал в «Вестнике» (№№ 19, 21). Но в свете последних событий в мире, думаю, она заслужи­вает более подробного разговора. Сегодня, когда нормы международно­го права переживают, мягко говоря, не лучшие времена, цена этических ценностей резко возрастает, ведь именно они лежат в основе любого права. Или, коль уж быть точным, дол­жны исполнять такую роль.

                    ВСТРЕЧА В БРУСЕ

 

Впервые я услышал о нем в Экваториальной Африке, где преподавал в середине 60-х годов философию сту­дентам Высшей административной школы в Бамако, сто­лице республики Мали. Как-то в жаркий воскресный день я застрял с машиной в брусе, так называют здесь савану, и остался в полном одиночестве, если не считать несколь­ких макак, которые с любопытством поглядывали на меня издали. Помог мне выбраться уже в кромешной тьме французский врач, мсье Вердье, счастливо оказавшийся на той же захолустной тропе, он взял мою машину на бук­сир. В Бамако, перед тем как расстаться, мы зашли в при­дорожную забегаловку, выпили по кружке пива. И позна­комились поближе. Мсье Вердье приехал в Мали по кон­тракту и работал в лаборатории по исследованию тропи­ческих болезней.

В разговоре коснулись и политических симпатий. Он сказал, что является сторонником движения Морального перевооружения и объяснил, что лидер этого движения, американец Фрэнк Бухман, назвал его так в пику развер­нувшейся в Европе накануне Второй мировой войны бе­шенной гонке вооружений. Не военное, а моральное пе­ревооружение народов, говорил он, способно привести мир к гармонии. Выступая в мае 1938 года в мэрии лон­донского района Ист Хэм, колыбели рабочего движения Англии, Бухман выдвинул лозунг движения: «Руководимые Богом люди труда объединят весь мир!» Тогда же он впер­вые предложил термин «морального перевооружения».

Нужно ли говорить, что воспитанный на теории непри­миримой классовой борьбы, я отнесся к подобной фило­софии весьма скептически. Одно дело, невзирая на по­литические убеждения, помочь друг другу в быту, когда твоя машина застряла в брусе или когда ты спасаешь тонущего, не спрашивая о его соци­альных взглядах, и совсем другое — политическая жизнь, где любовь к ближнему, не разделяющему твое мнение, выглядит заведомой утопией. К тому же мне, закоренелому атеисту, претило быть руководимым Богом.

 

Горный дом, где проходят встречи сторонников

 морального обновления.

В ГОРНОМ ДОМЕ

Об этом малийском эпизоде я вспомнил много лет спустя, когда, ра­ботая уже корреспондентом Агентства «Новости» в Швейцарии, получил в самый разгар советского военного вторжения в Чехословакию приглаше­ние принять участие в летней сессии Морального перевооружения. Оказа­лось, что Центр его находится совсем недалеко от Женевы. Час езды

 

 

 

на ма­шине, и я очутился высоко в горах на дороге к деревенской коммуне Ко, от­куда открывается великолепный вид на широкую гладь Женевского озера и курортный городок Монтре. В свое время из этих мест Лев Толстой писал своей

сестре, что у него не хватает красок, чтобы передать божественную красоту здешней природы. Тут и приютился Горный дом, в котором проходят встречи сторонников морального об­новления мира.

Не удивительно, подумалось мне, что такая природная гармония располагает к размышлениям об общечелове­ческой гармонии. Заглядевшись на эти красоты, я потерял бдительность и заблудился в петлях горной дороги. Спро­сил у первого встречного, как проехать в Ко. Узнав, что я еду в Горный дом, он покрутил пальцем у виска и очень удивил меня: «К этим чокнутым?» Однако дорогу указал.

То, чему я стал свидетелем в самом Горном доме, было настолько необычным, что заставило меня серьез­но задуматься над словами моего первого встречного. Мне казалось, будто я присутствую при каком-то фантасмаго­рическом действе. Во время пленарных заседаний на сце-ну огромного зала, забитого до отказа, поднимались люди из семидесяти с лишним стран мира: мужчины и женщи­ны: пожилые и молодые; белые, черные и цветные; като­лики и мусульмане, буддисты и иудеи; рабочие, банкиры, профсоюзные боссы, домохозяйки... И все говорили о че­стности, открытости, бескорыстии и любви, — этих четы­рех простых нравственных нормах поведения, которыми они руководствуются в семье и на работе, в общественной и политической жизни, приводили много примеров прими­рения непримиримых врагов. И все это перемежалось пе­нием, танцами и театрализованными интермедиями.

Верх взяла моя глубоко проросшая в душу совковость. Живущие по двойным стандартам, мы в том же грехе по­дозревали и других. К тому же перед поездкой в Ко в по­сольстве меня предупреждали, что еду в логово врагов, которые ведут антикоммунистическую пропаганду на дол­лары ЦРУ, а потому ухо с ними надо держать востро. Не то могут и охмурить. Как ксендзы — незабвенного Козле-вича.

По окончании дебатов все спустились в просторную столовую, пища была простой и вкусной, вина здесь не употребляют, зато десерт отличный, свежие фрукты, мороженое. За общей трапезой я беседовал с сидящими рядом, а в уме уже составлял план будущего очерка о Моральном перевооружении. И даже название придумал:

«Сладкий антикоммунизм». Наверное, потому, что Горный дом с его башенками очень похож издали на кремовый торт. И потому еще, что речи его хозяев показались мне несколько приторными.

 

ПОКАЯНИЕ

 

 

Очерк мой был опубликован в «Известиях» и даже от­мечен какой-то премией. Но на душе скребли кошки, со­весть мучила, я понимал, что этот лихой по форме мате­риал был написан в спешке, по следам поверхностных наблюдений. И чем внимательнее знакомился с докумен­тами, относящимися к делам этого движения, стараясь оправдать себя, тем больше убеждался в том, что был не прав. Мне очень хотелось позвонить Даниелю Мотгю, тог­дашнему президенту Фонда Морального перевооружения, который принимал меня в Горном доме. Не только, чтобы извиниться за свое огульное критиканство, но и потому, что это движение меня по-настоящему заинтересовало и хотелось глубже узнать его. Не хватило духу.

И все же телефонный разговор с ним у меня состоял­ся. Только позвонил не я ему, а он мне. И пригласил вновь посетить Ко. При встрече рассказал, что когда ему пере­вели мой очерк, он был очень рассержен, но потом успо­коился. Сказал, что при всей своей критичности публика­ция все же давала представление о направленности и философии этого движения, такого развернутого матери­ала в советской прессе до того не было.

С середины 80-х годов я стал посе­щать летние сессии Горного дома ре­гулярно и по каналам Агентства «Но­вости» опубликовал ряд материалов с положительной оценкой Морального перевооружения. С Даниелем Мотгю мы стали друзьями. А вот с некоторы­ми из своих коллег-журналистов отно­шения несколько омрачились, они меня подвергли довольно жесткой критике за «отступничество». Один из них, извест­ный публицист, с которым мы вместе ра­ботали, даже направил открытое пись­мо в «Независимую газету», где был на­печатан мой очерк о Горном доме.

Он осудил мою «эволюцию», пред­положив, что меня «просто бес попу­тал». Позволю себе процитировать от­рывок из этого письма: «Автор публично кается в том, что много лет назад написал статью о Моральном перевоору­жении, которой стыдится. Мне же нет нужды каяться, и я готов повторить то, о чем он когда-то писал. А писал он о том, что Фрэнк Бухман молился «за такого человека как Адольф Гитлер, который создал линию обороны против антихриста-коммунизма». Поэтому сомнительно нынеш­нее утверждение Э.Розенталя, что Бухмана не жаловали в нацистской Германии. Известно также, что в послево­енные годы это движение стало одним из инструментов «холодной войны».

Что я могу сказать по этому поводу? Да, каялся. Пото­му, что узнал то, чего раньше не знал. В Ко я познакомил­

ся с копией документа о деятельности Морального пере­вооружения, который подготовило в свое время гестапо. В этом более чем на ста страницах фолианте, в частности, говорилось: «В то время как нацистская партия предпри­нимает усилия, чтобы освободить людей от христианского представления о грехе, которое считает причиной рабской покорности Германии, это движение, англосаксонское по происхождению, распространяет идею греха как отправ­ной точки изменения взаимоотношений между народами». В 1938 году шеф гестапо Генрих Гиммлер во всеуслыша­ние объявил Моральное перевооружение «врагом Рейха».

А вот то, что Фрэнк Бухман «молился за Гитлера», — и я принял такое за чистую монету, — так это оказалось «ут­кой» американского журналиста, который брал у него ин­тервью. На самом деле в том интервью Бухман говорил только о своем намерении встретиться с Гитлером, амо­ральные действия которого осуждал и, в частности, резко выступал против преследования в Германии евреев. Но считал, что работать можно и нужно даже с диктаторами, которые «тоже люди». И полагал, что ему удастся отгово­рить Гитлера от захватнических намерений, убедить его в том, что бомбами переделать мир невозможно. Наивно, конечно, но он пытался что-то сделать, в то время как дру­гие сидели, сложа руки, поощряя тем самым агрессора. Встреча эта так и не состоялась, ей категорически воспро­тивился Геббельс. Европа шла прямой дорогой к войне.

ОЧНИСЬ, АМЕРИКА!

 

В марте 1939 года Бухман вернул­ся из Европы в Америку и, по его сло­вам, «будто попал на другую плане­ту». Его поразило полное неведение американцев о том, что происходит за океаном: «Америка не понимает, что значит быть на пороге войны. Она живет только в заботе о своем ком­форте, забыв о всяком чувстве ответ­ственности. Вы хотите сохранить мир в своем доме, но это эгоистический мир, и к добру он не приведет».

Фрэнк Бухман был убежден в том, что если не подняться против надви­гающейся агрессии всем миром, мир будет ввергнут в страшную катастро­фу. И с помощью друзей он органи­зует три грандиозных антивоенных митинга. В середине мая — в нью-йоркском Мэдисон Сквер Гардене, где собралось четырнадцать тысяч человек; три недели спустя — в забитом до отказа Кон-ститюшн Холле Вашингтона, а в июле — в огромном ам­фитеатре «Голливуд-Боул» в Лос-Анджелесе, вместившем тридцать тысяч человек. И везде он говорил о том, что необходимо срочно пробудиться от спячки, предупреждал, что Америке не удастся остаться в стороне от надвигаю­щейся катастрофы. И это в те дни, когда после мюнхенс­кого соглашения Черчилль выражал надежду на то, что Гитлер сменил гнев на милость.

Кстати, видя аморальность гитлеризма, Бухман амо­ральным называл и сталинизм. Он одним из первых обра­тил внимание на родственность нацистской и советской диктатур, пытавшихся установить в мире свой порядок. И

предсказал, что оба этих аморальных режима не выдер­жат испытания временем. Сам он тоже выступал за но­вый порядок, но на путях морального обновления челове­чества. И не случаен тот факт, что руководимое им дви­жение подверглось остракизму как в Германии, так и в Советском Союзе. «Эти люди утверждают, — писал жур­нал «Коммунист», — что дело не в капитализме или ком­мунизме, а в необходимости изменить до основания че­ловеческую природу. Они, эти пропагандисты примире­ния и всепрощения, потеряли разум и даже смеют пред­лагать марксистам пересмотреть свои взгляды». Да, было. Бухман действительно говорил, что «настанет время, ког­да мы будем работать вместе с Москвой».

ФРЭНК БУХМАН

 

Что меня привлекло к движению Морального перево­оружения? Прежде всего, — его люди, действительно от­крытые, честные и бескорыстные. Начиная с самого ос­нователя этого движения. Однажды Фрэнку Бухману яви­лось большое

 

 

 

искушение. Будучи уважаемым профессо­ром Гарвардского университета, он получил от Джона Рокфеллера-младшего, который симпатизировал ему, пред­ложение создать свой собственный Центр с постоянным штатом сотрудников и стабильным финансированием. Освобожденный от материальных забот, он мог бы цели­ком посвятить себя избранному делу. Казалось, чего мож­но желать лучшего. Но мозг сверлила мысль, а сможет ли он сохранить свою свободу, не станет ли пленником созданной структуры, не попадет ли в зависимость от финансовых дотаций? Опыт пока­зывает, что многие даже самые порядочные люди, попавшие в та­кую зависимость, теряли свое «я».

Фрэнк Бухман преодолел по­сланное ему искушение и сказал Рокфеллеру твердое «нет». Это был мужественный шаг в неизве­стность, о котором он в дальней­шем ни разу не пожалел. Не под­дался он и на уговоры ректора Маккензи изменить свое решение и продолжить научную деятель­ность в университете. Рубикон был перейден, он настоял на своей от­ставке и с этого момента до кон­ца жизни никогда больше не за­нимал оплачиваемых должностей.

Думаю, что именно в этой рас­крепощенности духа и полной сво­боде в выборе своего пути и сле­дует искать ответ на вопрос, в чем состояла притягательность Фрэн­ка Бухмана для многих тысяч лю­дей, последовавших за ним. Один из нынешних активных участников движения Пьер Шперри познако­мился с шестидесятилетним Бухманом в то время когда активно участвовал в молодежном протесте, ему было тогда двадцать лет. И сразу откликнулся на его призыв:

«Это был призыв для каждого из нас исполнить свою осо­бую роль в строительстве нового открытого общества и возможность для студентов послевоенного поколения

 

вырваться из буржуазного ритма жизни. Бухман пробудил в нас чувство собственной значимости и принадлежности к общей истории, в которой у каждого есть свое место».

Желая проверить свое мнение, я допытывался у Пье­ра, что же было в Бухмане такого особенного, что привле­кало к нему людей.

— Понимаешь, — ответил он — это нелегко объяс­нить, тут необходимо было личное общение. Он обладал каким-то особым магнетизмом. Не прибегая к менторству и теоретизированию, не уча нас методам разрешения кон­фликтов, он делал это на живом примере и уделял глав­ное внимание личному опыту людей, созданию дружной команды единомышленников, ее сплочению. И только теперь, спустя многие годы, когда его давно уже нет в живых, я понял, что он был настоящим революционером.

БОГ В СЕБЕ

А вот сам Фрэнк Бухман: «Наше движение не имеет ничего общего с салонным христианством и его призыва­ми к добру и миру. Только революционеры духа, а не пас­сивные моралисты могут увлечь людей и преобразовать мир зла в мир добра. Это самое активное вторжение мо­рали в политику, экономику, во все сферы жизни и во все слои общества. Меня не захватывает сама по себе идея морального выздоровления, это общее место. С каким бы политиком вы не поговорили, он обязательно вам скажет, что стране необходимо моральное и духовное пробужде­ние. Но это лишь первый шаг. Обществу необходим духов­ный переворот, а большинство христиан не любит реаль­ности, она их пугает, у них от нее по­является на теле гусиная кожа. И они все свои надежды возлагают на бо­жью помощь. Да, все решает Бог, но царствие небесное силой берется».

К понятию Бога Бухман относил­ся не как к некоей посторонней силе, а как к чувству Бога в самом себд;

По его словам, тот, кто беспрерыв­но твердит о Боге, превращает его в глупую карикатуру, которая опал-кивает людей от принятия «высшей реальности». А тот, кто постоянно хоронит Бога, всякий раз сталкива­ется с другой «необъяснимой край­ностью». И в результате те, кто жи­вут с Богом на устах, утешая себя мыслью, что «Бог простит», действу­ют так, как будто он не существует. А те, кто объявляют Бога мертвым, пребывают в постоянном поиске ду­ховной точки опоры, которой в об­щественных отношениях найти не могут. И следовательно, не болтай о Боге, а слушай его голос и дей­ствуй сам. «Секрет состоит в том, — гово­рил Бухман, — что когда человек сосредоточен, внимая тишине, Бог говорит; когда человек следует Его голосу, Бог действует; когда человек изменяется, изменяется и мироздание». Он любил цитировать слова президента Линкольна, который как-то сказал: «Если бы я не верил в силу Провидения, мне было бы очень сложно

 

 

сохранить разум и ориентироваться в дебрях политики, Я давно при­шел к убеждению, что если Всевышний захочет, чтобы я принял то или иное решение, то он всегда найдет сред­ство вразумить меня».

Знакомясь с идея­ми Фрэнка Бухмана, я осознал, несмотря на свой атеизм, что «руко­водимые Богом люди труда» — это совсем не плохо. Руководство Богом освобождает от конформизма, от под­чинения культу лично­сти, от оглупляющих партийных программ и отупляющего воздей­ствия средств массо­вой   информации. Кстати, и сам Бухман любил повторять слова Уильяма Пенна, одно­го из первых основателей английских колоний в Америке, о том, что человеку дан выбор: «принять руководство Бога или подчиниться тиранам».

Лично для меня «голос Бога» — это внутренний голос, отзвук совести. Сообразно ему каждый делает свой соб­ственный выбор. Разумеется, это моя личная интерпре­тация, и я далеко не уверен, что Бухман согласился бы с ней. Но из рассказов близких ему людей я знаю, что он уважал любое мнение, если оно было искренним. И умел слушать не только голос Бога, но и голос простых смерт­ных. Впрочем, «голос свыше» не исключал для лидера Морального перевооружения серьезного теоретического подхода к действительности и самого термина «идеоло­гии», который так пугал и пугает многих интеллигентов. Он определял идеологию как «глобальное видение нужд человечества, фундаментом которого служит философия, убежденность, страсть и четкое планирование».

Нисколько не мешает различный подход к понятию Бога моей дружбе и продуктивной работе и с нынешними сторонниками Морального перевооружения. В их числе — с замечательным человеком, Григорием Померанцем, талантливым российским ученым, одним из последних могикан диссидентского движения, прошедшим через Сталинградскую битву и через сталинские лагеря. Голос Бога мы с ним слушаем по-разному, но работаем в Гор­ном доме в унисон. Кстати, он очень образно и точно от­ветил на вопрос, почему людей, посещающих этот дом, считают чудаками. Он назвал Ко планетой мира и согла­сия, существующей на другой планете, раздираемой кон­фликтами и распрями. Сторонники Морального перевоо­ружения не такие, как все, и значит — чудаки.

НАЧАТЬ С СЕБЯ

Свои жизненные принципы Фрэнк Бухман почерпнул не из книг, а из самой жизни. Он объездил мир, побывал в Китае и Индии, Турции и Южной Америке, Скандинавии и многих других землях; близко познакомился с Сун Ятсе-ном, Ганди, Неру, со многими лидерами Европы и Амери­ки. А познав себя через познание мира, пришел к главно­му выводу, что абсолютно безгрешных людей нет, как нет

и людей абсолютно испорченных. И потому, говорил он, ненавидя грех, надо любить грешника. В душе каждого есть крупица добра, на которую можно воздействовать.   Однако, для того, чтобы изменить Григорию Померанцу ^необходимо прежде всего из­менить самого себя. Иными слова­ми, дальнейший ход истории будет зависеть от личного выбора каждо­го из нас.

Как известно, все гениальное просто. Однако вылущить из просто­го гениальное крайне сложно. Имен­но в силу его гениальности. Сотни тысяч лет яблоки, созревая, падали на землю, пока Исаак Ньютон не вывел из этого обыденного факта идею земного притяжения. Но даже тогда, когда гениальная мысль со­зрела, принять ее не просто. Имен­но в силу ее кажущейся простоты. Сотни тысяч лет люди ссорятся и ми­рятся, но понять, что в этом привыч­ном действе заключена проблема выживания человече­ства, оказывается весьма сложно.

Я сознаю, что сказанное вызовет у многих скептичес­кую улыбку. Как уже говорилось, я и сам испытал боль­шой скепсис при первом знакомстве с увиденным и услы­шанном в Ко. Наверное, наши далекие предки так же вос­принимали открытие о том, что Земля -- шар. И ехидно вопрошали: если она шар, то почему моря, которые там, внизу этого шара, не выливаются? На той же, примерно, ступени пребывает сегодня восприятие современными хомо сапиенс идеи о морали, как революционной силе, которая, овладевая людьми, способна изменить нынеш­нее представление о политике и экономике и, в конечном счете, привести к изменению всего мироздания.

Однако Бухман никогда не утверждал, что само по себе изменение человека приведет автоматически к измене­ниям в социальной структуре общества. Такой упрощен­ный подход к этой сложной проблеме он считал абсолют­но искусственным и говорил, что мораль и социум — две стороны одной медали. И что к желанному результату они могут привести только в тесном взаимодействии друг с другом. «Но начинать, — считал он, — нужно с себя са­мих, с того, чтобы признать собственные ошибки, а не искать недостатки в других».

Я знаю многих приверженцев идей Горного дома, ко­торые, как и я, поначалу воспринимали всё в нем увиден­ное с большой долей даже не скепсиса, а сарказма. Пред­ставьте себе, как во время пленарного заседания на три­буну поднимается степенный человек и начинает на пол­ном серьёзе рассказывать о том, что у него в семье были крупные нелады, он изменял жене, сын баловался нарко­тиками, короче не жизнь, а сплошной ад. Но вот после того, как он побывал в Ко, все в корне изменилось: он по­каялся перед супругой в своих грехах, семья сплотилась, восстановилась радость общения, сын занялся серьезным делом, забыл про героин и т.п.

Не правда ли, все это очень смахивает на детский сад, где провинившийся малыш обещает, что больше не бу­дет шалить? А между тем, подобный на первый взгляд инфантилизм таит в себе глубокий смысл. Обыденный

постулат о том, что все великое начинается с малого, ле­жит в основе негласного кодекса Морального перевоору­жения. Только открывшись миру, можно изменить этот мир. Только протянув руку недругу, можно сделать его другом. Люди Горного дома очень скромны и никогда не претендуют на какие-то сногсшибательные откровения. В основу своей философии они положили общеизвестные и понятные всем истины: открытость, честность, беско­рыстие и любовь. Но влили в эти окостеневшие веками постулаты живую жизнь, превратили их в конкретные, ощу­тимые дела. В этом суть и смысл движения Морального перевооружения. И теперь — о самих делах.

 

 

 

 

 

А ГДЕ ЖЕ НЕМЦЫ?

 

 

Отцами Европейского Союза по праву называют быв­шего французского премьера Робера Шумана и бывшего канцлера ФРГ Конрада Аденауэра. Но в тени до сих пор остается имя человека, который подвигнул их к установ­лению личных контактов и утвердил в них идею положить конец вековой вражде между Францией и Германией. Этим человеком был Фрэнк Бухман. Впрочем, послуша­ем самих отцов-основателей.

Конрад Аденауэр: «Различные нации могут установить между собой стабильные отношения только в том случае, если они предварительно будут морально подготовлены к этому. Огромную помощь нам оказало здесь движение Морального перевооружения, ко­торое активно содействовало за­вершению трудных переговоров и подписанию важных международ­ных соглашений. Оно играло неза­метную, но крайне эффективную роль в преодолении существенных разногласий между договариваю­щимися сторонами, показав им перспективу общего блага».

Робер Шуман: «Что же нам дало Моральное перевооружение? Философию жизни, которая пре­творяется в действие. Речь идет не об изменении политики, а об изме­нении человека. Демократия и ее свободы могут быть спасены толь­ко людьми, выступающими от ее имени».

Приехав летом 1946 года в Ко и встретившись со всеми, кто ра­ботал, ремонтируя здание Горного дома, — швейцарцами, голланд­цами, французами, норвежцами, — Фрэнк Бухман спросил: «А где же немцы?» Не получив вразумительного ответа, заметил: «Я знаю, многие из вас считают, что Германия должна в корне измениться, это верно, но вы никогда не сможете восстановить Европу без Германии». И на следующее лето Бухман добился разре­шения на приезд в Ко для участия в послевоенной конфе­ренции группы немцев в количестве 150 человек. Это были в основном бывшие узники концлагерей, чиновники орга­нов местного самоуправления, сотрудничавшие с союз­никами, профсоюзные и политические деятели, журнали­сты. В составе делегации находился и будущий канцлер Федеративной республики Германии Конрад Аденауэр.

Добиться разрешения на их приезд было непросто. Для этого пришлось обратиться через американских друзей к государственному секретарю Соединенных Штатов гене­ралу Джорджу Маршаллу, который дал соответствующее распоряжение генералу Клею, руководившему американ­ской оккупационной зоной в Германии. Такое же предпи­сание из Англии получил лорд Пэкинхэм, ответственный за британскую зону. Со своей стороны министр иностран­ных дел Швейцарии Макс Петипьер дал указание своим консулам предоставить немцам бесплатные визы на въезд в страну.

Фрэнк Бухман добился того, что на конференции не­мецкая делегация обсуждала перспективы восстановле­ния Европы на правах полного равенства со всеми. И, по словам одного из ее членов, немцы взглянули на себя и на прошлое Германии как бы со стороны и, в частности, осознали, что неправильно относить все былые испыта­ния и беды на одного Гитлера, что в них виноват и сам немецкий народ, принявший идеи национал-социализма. И они тут же, в Ко, написали коллективную брошюру, ос­новная мысль которой заключалась в необходимости со­здания в Германии благоприятного морального климата для развития демократии. Промышленник из Швеции, принимавший участие в конференции, предоставил нем­цам сто тон бумаги. В результате брошюра была издана тиражом в полтора миллиона экземпляров и разошлась во всех четырех оккупационных зонах Германии. В том числе 450 тысяч — в советской зоне.     

Однако далеко не всем идея Бухмана пригласить в Ко немцев, да к тому же еще быть с ними на равной ноге,

 

 

 

 

 

пришлась по душе. Особенно негодова­ла по этому поводу француженка Ирэн Лор, депутат Национальной Ассамблеи и генеральный секретарь Федерации женщин-социалистов Франции, актив­ная участница движения Сопротивле­ния. Ирэн восприняла присутствие в зале заседаний немцев как оскорбление памяти жертв гитлеровского режима, к тому же она не могла простить нацис­там пыток, которым они подвергли в гестапо ее сына. И потому всякий раз, когда кто-то из немецкой группы подни­мался на трибуну, она демонстративно вставала со своего места и покидала зал. Собиралась вообще покинуть Ко.

Фрэнк Бухман не стал ее отговари­вать, просто спросил, какой же она хо­чет видеть послевоенную Европу. Она хотела, чтобы это было братское объединение, но без Германии. А куда же ее деть, эту Германию? — этот простой вопрос озадачил Ирэн. Бухман посоветовал ей познакомиться с женщиной из немецкой группы, которую звали Кларитой фон Тротт, сказал, что уверен, вместе они найдут ответ на этот воп­рос.

Кларита была вдовой Адама фон Тротта, немецкого дипломата, одного из участников заговора против Гитле­ра. О нем мне рассказал Филипп Могло, брат уже упомя­нутого мной выше Даниеля Могло. Филипп был одним из ближайших соратников Фрэнка Бухмана и тоже, как тот отказался от хорошо оплачиваемой должности в депар­таменте иностранных дел Швейцарии. Его ценили, и ему открывалась перспектива блестящей дипломатической карьеры, но он преодолел радужные амбиции и сразу после войны подал в отставку, отдавшись целиком ра­боте в Моральном перевооружении.

РАССКАЗ ФИЛИППА МОТТЮ

Летом 1940 года, после капиту­ляции Франции, Филипп примкнул к Лиге Готарда, которая готовилась к Сопротивлению на случай, если Гитлер решится вторгнуться в пре­делы Швейцарии, как ему советова­ли его генералы. Семь немецких дивизий под командованием Гуде-риана были сосредоточены у швей­царской границы, и командующий вооруженными силами Швейцарии генерал Генри Гизан предложил со­средоточить все войска и технику в районе горного массива Сен-Готар-да, где они могли бы успешно сра­жаться с превосходящими силами врага. Поэтому и Лига, объединив­шая швейцарцев из многих канто­нов в движение Сопротивления, сделала своей эмблемой Сен-Готард.

По указанию Лиги Филипп установил контакт с совет­ником немецкого посольства в Берне Гербертом Бланкен-хорном, одним из участников группы Сопротивления в Германии. Через него Филипп и познакомился с немец­ким дипломатом Адамом фон Троттом, который, по его словам, был человеком очень эрудированным, и мысли которого во многом совпадали с его собственными. У них установились дружеские отношения, и они полностью до­веряли друг другу.

На их встрече в Лозанне, где тогда жил Филипп, Адам спросил его, не мог бы он приехать в Берлин, чтобы по­знакомиться с его друзьями, противниками нацизма. Фи­липп согласился, и такая поездка состоялась осенью 1942 года. Официально это было оформлено как «деловая по­ездка" в Финляндию, путь в которую проходил через Гер­манию. Транзитную визу с правом остановки в Берлине ему выдал Герберт Бланкенхорн.

В Берлине, в ночь, когда город подвергся бомбарди­ровке английской авиации, Адам фон Тротт организовал Филиппу встречу в домашней обстановке с Гансом фон Хафеном, чиновником, занимавшим высокий пост в им­перском министерстве иностранных дел. И во время бе­седы тот неожиданно задал Филиппу вопрос, как он, бу­дучи убежденным христианином, относится к акту поку­шения на тирана, Филипп ответил, что такой вопрос уже задавали Фрэнку Бухману, и тот ответил, что применение насилия в этом случае зависит от мотивации тех, кто хо­чет его устранить.

Ганс фон Хафен сказал, что в данном случае мотива­ция вполне весома, так как речь идет о покушении на Гит­лера. Так Филипп узнал, что группа генералов готовит го­сударственный переворот. Вернувшись в Швейцарию, он много думал об этой беседе и очень жалел, что не мог

поделиться своими мыслями с Фрэнком Бухманом, кото­рый жил в годы войны в Америке.

 

 

 

Но и Бухман не забывал о своих швейцарских друзь­ях. В апреле 1944 года он отпра­вил Филиппу Могло телеграм­му, в которой приглашал его вместе с супругой, Элен, при­ехать в Соединенные Штаты, чтобы принять участие в конфе­ренции Морального перевоору­жения и обсудить планы даль­нейшей работы. Предложение было заманчиво, но мало реа­листично, получить транзитную немецкую визу стало крайне сложно. Помог Адам фон Тротт, который в конце апреля вновь приехал в Швейцарию. Добыв разрешение на проезд четы Моттю через территорию Гер­мании до Лиссабона, он попро­сил Филиппа передать в Вашин­гтон сведения о подготовке по­кушения на Гитлера. А шеф сек­ретных американских служб в Европе Ален Даллес, резиден­ция которого находилась в Бер­не, сообщил Филиппу о догово­ренности с капитаном панамского клипера переправить его с женой из Лиссабона в Нью-Йорк. И о том, что в Пор­тугалии их встретят его агенты, чтобы доставить на судно.

Из Цюриха Филипп с женой вылетели в Штуттгарт, где оставались несколько дней и где получили от друзей Ада­ма фон Тротта детальную информацию о готовящемся государственном перевороте. На самолете Люфтганзы прилетели в Лиссабон и через неделю благополучно доб­рались до Нью-Йорка. Однако беседы в Вашингтоне ос­тавили неприятный осадок. Президент Рузвельт наверня­ка знал от своих секретных служб о заговоре против Гит­лера, но воспринимал эти сведения с большой долей скеп­сиса, он не верил в серьезность внутренней оппозиции нацистскому режиму. Филипп пришел к такому выводу после того, как стал свидетелем более чем равнодушного отношения президента к переданным им сведениям о заговоре. Его гораздо больше волновала судьба союзных армий, которые в те дни высадились в Нормандии.

О неудачном покушении на Гитлера Филипп узнал из газет, когда был в Чикаго, и его поразил вялый отклик на это событие американской прессы, сведения о покуше­нии публиковались в разделе «разное» среди прочих буд­ничных новостей. И только по возвращении в Европу ему стало известно, что Адам фон Тротт вместе с другими заго­ворщиками был повешен, а тела их выставлены на всеоб­щее обозрение. Вдову его, Клариту отправили в концла­герь, откуда она была освобождена после капитуляции Гер­мании. По окончанию войны Филипп разыскал ее, и какое-то время она с двумя дочерьми жила в его доме в Берне.

ПЕРВЫЕ ШАГИ

Фрэнк Бухман знал, что делал. Знакомство Ирэн Лор с Кларитой фон Тротт стало, как это ни прозвучит громко, началом отсчета образования будущей единой Европы.

Великое началось с первого маленького шажка. Извест­ный французский философ Габриель Марсель, который был близок Бухману, определил секрет успехов его дви­жения несколькими словами: «Это удивительное соеди­нение интимного с глобальным». А сам Бухман говорил, что каждый конкретный шаг — это выбор. Им может стать любой честный поступок по отношению к ближнему, пос­ле которого возникает цепная реакция, и история прихо­дит в движение.

Встреча Ирэн Лор с Кларитой фон Тротт, ко­торые нашли общий язык, высекла искру ду­ховной энергии, послу­жившей импульсом к примирению Франции с Германией. С этого, по существу, и началось создание Европейского Союза. После памятной конференции 1947 года в Ко Ирэн Лор вместе с мужем Виктором и сы­ном больше двух месяцев ездила по Германии, встреча­лась с представителями разных политических партий, выступила на двухстах с лишним собраниях, митингах и на радио, участвовала в заседаниях десяти земельных парламентов страны. Прося прощения у немцев зато, что питала к ним ненависть и желала погибели Германии, она вызывала с их стороны ответное чувство покаяния и осво­бождения от исторической вины. Кто-то очень хорошо выразил подобное психологическое преображение, ска­зав, что Германия поднялась с колен в тот момент, когда канцлер Аденауэр опустился на колени у Стены плача в Иерусалиме, прося прощения у еврейского народа.

Паломничество Ирэн Лор принесло свои плоды. Вес­ной 1948 года председатель Совета министров Франции Робер Шуман обратил внимание на поразительное изме­нение состояния умов в тех зонах Германии, где побыва­ли Лор и другие сторонники Морального перевооружения. Происходило подобное и в самой Франции. В частности, на севере страны, где секретарь патроната этого района Робер Тильж, который тоже был участником конферен­ции в Ко, организовал встречу предпринимателей, рабо­чих и служащих угольной промышленности с тем, чтобы совместно договориться о принципах создания нового социального климата.

Все это заинтересовало Шумана, и когда в августе 1948 года Фрэнк Бухман был проездом в Париже, они встрети­лись и долго беседовали с глазу на глаз, «прощупывая» друг друга. В результате оба были удовлетворены. Эта беседа стала для Шумана подтверждением тех добрых слов, которые он уже слышал о Бухмане. В свою очередь, Бухман понял, что его собеседник был тем человеком, который лучше, чем кто-либо может способствовать сбли­жению Франции с Германией. Будучи в молодости уро­женцем Лотарингии, Шуман обладал немецким граждан­ством и служил во время первой мировой войны в армии императора Вильгельма, а затем, когда Лотарингия вер­нулась в лоно Франции, стал ее гражданином и служил во французской армии. Так что проблемы и менталитет обоих народов он знал хорошо.

 

НА ДВУХ ФЛАНГАХ

 

Одновременно Фрэнк Бухман не прекращал своих уси­лий и на другом, немецком, фланге. Осенью того же со­рок восьмого года он откликнулся на приглашение канц­лера Аденауэра посетить с представительной делегаци­ей Западную Германию. Бухман возглавил большую груп­пу своих сторонников, представляющих 35 стран, которая побывала во многих районах совсем еще недавно враж­дебной страны. При этом особое внимание было уделено Руру, где сосредоточено 80 процентов не­мецкой тяжелой индустрии. Имен­но здесь начали вскоре вырисовы­ваться очертания единой Европы. Бухман и его друзья участвовали в сотнях встреч на заводах, в профсоюзных ячейках, в пивных залах и под открытым небом. И везде они подчеркивали, что их движение не навязывает никому никаких теорий или политических схем, речь идет только о новой кон­цепции человека и человеческих отношений, об изменении векового стереотипа вражды между двумя стержневыми странами Европы. Что дава­ло возможность принять участие в этих встречах и левым и правым, людям патроната и рабочим.

Конрад Аденауэр внимательно следил за этим турне и видел, какой позитивный отклик у населения встречали выступления людей из Горного дома и спектакли театра Ко. И все больше склонялся к тому, что идея кардиналь­ного поворота в отношениях Франции и Германии не столь фантастична, как казалась до этого.

Не прошла деятельность сторонников Морального перевооружения и мимо внимания Робера Шумана. И вскоре состоялась новая его встреча с Фрэнком Бухма-ном, на сей раз — в домашней обстановке, за обедом. Он признался, что и сам предпринимает серьезные усилия для сближения с Германией, но наталкивается на сопро­тивление своих европейских коллег, слишком еще свежи раны, оставленные на теле Европы Третьим Рейхом. А потом пожаловался, что вообще устал от политики и по­думывает о том, чтобы отойти от государственных дел;

— У меня нет семьи, нет никого, кто нуждался бы в моей поддержке и заботе. Мне знаком один монастырь, где есть хорошая библиотека. Там очень спокойно, и меня . готовы принять в него. — И, помолчав немного, спросил — Что вы мне посоветуете?

Руководствуясь своим давнишним принципом не на­вязывать никому своего мнения, Бухман ответил вопро­сом на вопрос:

— Мысль, разумеется, достойная, но мне хотелось бы знать, как вы к ней относитесь сами?

Шуман прекрасно знал ответ своего собеседника, ко­торый уже приложил немало сил для сближения двух стран, а потому улыбнулся и сказал:

— Ладно, думаю, с монастырем можно повременить. Я готов еще поработать, но беда в том, что мне не извест­но, на чье содействие в Германии я мог бы рассчитывать,

Бухман тоже улыбнулся:

— Я был уверен в вашем выборе. А насчет содействия не беспокойтесь. — И вскоре передал Шуману простран- ный поименный список, включавший канцлера Аденауэ­ра, президента земли Северный Рейн-Вестфалия Генри­ха Любке, ставшего впоследствии президентом Западной Германии, и других влиятельных людей ФРГ.

Несколько месяцев спустя Бухман был приглашен канцлером Аденауэром на завтрак, где присутствовали многие члены правительства Западной Германии, а по­том они побеседовали с глазу на глаз. Аденауэр расспра­шивал о подробностях его недавнего свидания с Робером Шуманом. И через месяц Шуман приехал в Бонн на пер­вую официальную встречу с немецким канцлером. В ре­зультате оба согласились с тем, что идея франко-герман­ской политической кооперации вполне реальна. А еще через несколько месяцев Шуман выступил с инициати­вой создания такой кооперации. 9 мая 1950 года фран­цузское правительство одобрило его предложение, кото­рое получило название «Плана Шумана». Канцлер ФРГ немедленно согласился с этим планом, и таким образом было положено начало строительству новой Европы.

По инициативе немецкого руководства в Руре прошла Ассамблея Морального перевооружения. Робер Шуман направил туда одного из членов французского Сената, который в торжественной обстановке вручил Фрэнку Бух-ману орден Почетного легиона. А лидер Морального пе­ревооружения в присутствии трехтысячной аудитории, состоявшей из шахтеров и металлургов, политических деятелей и представителей патроната, выступил по радио с новой инициативой. Он обра­тился ко всем людям по обе стороны «железного занавеса» с заявлением о том, что его движение готово оказать пол­ную поддержку любым шагам, направленным на сближение Востока и Запада.

В 1951 году, после подписа­ния договора о создании Евро­пейского Союза угля и стали, который стал первым докумен­том будущей объединенной Ев­ропы, канцлер Аденауэр произ­нес те слова, которые я привел выше. А когда Фрэнка Бухмана не стало, — это случилось летом 1961 года, — официаль­ный бюллетень правительства ФРГ так оценил его вклад в международную политику и возрождение Германии: «С 1947 года доктор Бухман был символом для немецкого народа. Он вернул Германию в круг цивилизованных стран, после того, как Гитлер запретил его движение на нашей земле и превратил Германию в страну, презирае­мую другими нациями. Из  Ко исходила мощная мораль­ная сила, которой Германия обязана своим нынешним статусом в мире».

ЯПОНИЯ, ТУНИС, БРАЗИЛИЯ И ДРУГИЕ..

История создания Европейского Союза, — наверное, 'наиболее яркий пример действенного влияния Ко на международные отношения, но подобное в тех или иных масштабах имело место и во многих других районах мира. И если это не стало до сих пор предметом широкой глас­ности, то только из-за крайней скромности «апостолов примирения», как назвал людей Горного дома Робер Шу­ман. Для того, чтобы объять всю богатейшую практику это­го движения, понадобятся тома книг. Упомяну здесь очень коротко еще о нескольких его акциях.

В 1937 году уже знакомый читателю Филипп Могло познакомился в Оксфорде с Такасуми Мицуи, молодым человеком из влиятельной японской семьи, который про­извел на него сильное впечатление. Он рассказал о нем Фрэнку Бухману, и через одиннадцать лет (!) последний пригласил Мицуи с группой японцев поучаствовать в од­ном из собраний Морального перевооружения, которое проходило в Калифорнии. А в 1950 году, уже по пригла­шению Мицуи, группа активистов Горного дома побывала в Японии, где их принял премьер-министр Йошида. Летом того же года, с разрешения верховного комиссара в Япо­нии генерала Мак Артура, представительная японская де­легация, в которую входили парламентарии, главы префек­тур, мэры крупных городов, промышленники и профсоюз­ные лидеры, приняла участие в конференции Ко. После чего посетила ряд стран Европы и Соединенные Штаты.

Йошида тогда сравнил важность этой миссии с откры­тием страны Западу в 1874 году. По его словам, Япония снова возвращалась в лоно мирового сообщества. А в 1986 году премьер Накасоне, который тоже входил в состав той делегации, писал в своем послании к участникам очеред­ной конференции в Ко, что «Моральное перевооружение оказалось очень полезным в деле вхождения Японии в семью народов и сыграло чрезвычайно важную роль в восстановлении страны, по­могло осознать, что эффек­тивно действующая демок­ратия всегда основана на честных принципах».

А вот еще. В 1955 году на афро-азиатской конферен­ции в Бандунге, где родил­ся термин «третьего мира», министр иностранных дел Ирака доктор Фадхил Джа-миль назвал идею мораль­ного перевооружения «са­мой большой потребностью человечества». Хорошие слова, которые, увы, запа­мятовал Саддам Хусейн.

В том же году султан Мухаммед благодарил Бухмана, который, по его словам, помог предотвратить гражданс­кую войну в Марокко. «Ваши принципы верны, — говори­лось в его послании. — Это и принципы Ислама». Кстати, интересная деталь: это Робер Шуман, посетив в1953 году Ко, попросил помочь Франции в ее очень сложных отно­шениях с Марокко, находившемся под французским про­текторатом. Бухман сказал, что, к сожалению, не владеет арабским языком. На что Шуман ответил: «Вы говорите языком сердца, и это гораздо важнее». Три месяца спус­тя Фрэнк Бухман с тремя друзьями был уже в Марокко. А в марте 1956 года эта страна стала суверенной.

И еще. Бухман и его команда во многом способство­вали ликвидации колониальной зависимости Туниса. «Без

Морального перевооружения — сказал тунисский посол в Париже — моя страна оставалась бы еще долгое время в состоянии смер­тельной войны с Францией». Спи­сок стран, где «апостолы прими­рения», помогали решать слож­нейшие социальные, политичес­кие и этнические проблемы, мож­но продолжать долго. Нигерия, Кения,Бразилия, Конго, Кипр, Ка­мерун, Индия, Босния, Хорватия...

И еще, и еще...

Я мог бы поведать и о многих своих личных встречах с интерес­ными людьми, которых судьба по­дарила мне в Горном доме. Рас- Ь' скажу об одной из них. Познакомился я в Ко с двумя гене­ралами из Судана: Мухаммедом Абидином и Жозефом Лагу, один — мусульманин, другой — католик. Оба когда-то были курсантами офицерского училища, потом вместе служили. Но однажды жизнь развела их, они оказались по разную сторону религиозной баррикады и начали вое­вать друг с другом, каждый был убежден, что правда на его стороне. Жозеф командовал повстанческой армией Юга, Мухаммед — артиллерией Севера. Примирение Се­вера с Югом произошло не в последнюю очередь благо­даря их прежним приятельским отношениям, но вернуть порушенную дружбу им помогли люди Морального пере­вооружения, работавшие в Судане. Документ о мире под­писывали оба генерала. Впоследствии Лагу представлял Судан в ООН, а Абидин работал послом Судана в Швей­царии. В Ко они жили в одной комнате, только один читал Библию, другой — Коран, и оба нашли, что в этих книгах очень много общего.

Подобные случаи примирения можно наблюдать в Горном доме сплошь и рядом. Я был свидетелем того, как индусы и пакистанцы вместе разучивали гимны обеих стран и как сердечно беседовали китайцы континенталь­ного Китая и Тайваня; как японцы просили прощения у корейцев за преступления, совершенные их страной; как азартно играли в волейбол ливанцы с израильтянами, а католики из Сараево беседовали за трапезой с боснийс­кими мусульманами. Все это вроде бы мелочи, но не ус­тану повторять, что именно с этих «мелочей» начинается все значительное, постепенно меняющее лик истории.

«ИНИЦИАТИВА ПЕРЕМЕН»

Посещая конференции Морального перевооружения, я вижу, как из года в год растет его популярность и увели­чивается количество сторонников на всех континентах. В их числе немало россиян, украинцев, белорусов и людей из других бывших советских республик. Наряду с английс­ким, французским, испанским, немецким, японским, арабским, рабочими языками пленарных заседаний ста­ли русский и китайский. А люди Горного дома, — сбылось предсказание Фрэнка Бухмана — стали частыми гостями Москвы.

Два года назад движение Морального перевооруже­ния изменило свое название, которое, как я уже говорил, было производным от конкретных событий далеких уже лет и стало мало понятным людям новых поколений. Те­

перь оно именуется «Инициативой перемен», и его возглавляет Корнелио Соммаруга, в течение дол­гих лет руководивший работой Международного ко­митета Красного креста. Но суть этого духовного дви­жения осталась прежней. Главный его принцип — добровольное сотрудничество, не знающее государ­ственных границ, религиозных и политических раз­личий. Благодаря ему, моральные каноны, долгие века остававшиеся благими пожеланиями, начина­ют превращаться в материальную силу, все актив­нее внедряясь во все сферы жизни. И я думаю, что слова парламентского редактора «Таймс», посетив­шего  Ко и назвавшего его «генеральным штабом надежд мира», не далеки от истины.

Что я и попытался показать в этом далеко не полном рассказе об одном из исторических этапов Горного дома, двери которого были и остаются ши­роко открытыми для всех.

 

«Вестник» (Балтимор)