Предисловие.
Среди откликов на материалы исследовательского проекта
«Дипломатия и толерантность» мы получили очерк «Гравитация морали» известного
публициста-социолога, лауреата журналистской премии «Золотое перо», выпускника
МГИМО 1951 г., Эдуарда Марковича Розенталя. Один из блестящей плеяды учеников
академика Ю.П. Францева и профессора А.Ф. Шишкина, столетние юбилеи которых мы
отмечаем в текущем году. Э.М. Розенталь более полувека анализирует в своих
статьях и книгах (им написано 12 книг) проблемы нравственных оснований мировой
политики и мирового сообщества. Эдуард
Маркович просит считать его материал заочным выступлением в юбилейных
Шишкинских чтениях.
С удовлетворением предоставляем ему слово.
Зав.кафедрой философии МГИМО,
член Президиума Российской ассоциации
международных исследований
профессор
А.В.Шестопал
Гравитация
морали
Бизнес и мораль. Две вещи
несовместные?
Скандальные события в мире бизнеса самой
богатой страны мира, Соединенных Штатов, негативно отразившиеся на экономике
всего делового сообщества, вроде бы подтверждают эту укоренившуюся истину.
Призывы же президента Буша к мультимиллионерам-коррупционерам поубавить
алчности и руководствоваться в делах нормами этики, выглядят чистой фантастикой
и вызывают грустную улыбку: разве уймутся?
Говорит об этических ценностях и
президент России Владимир Путин, по словам которого моральные устои составляют
стержень патриотизма. И он призывает россиян вернуть стране не только
экономические, но и моральные достоинства, называя это общенародной задачей. У
олигархов, которые вроде бы тоже граждане России, подобные призывы вызывают
скептическую улыбку. Бизнес и мораль? Не смешите, господин президент.
А вот я верю в возможность такой
метаморфозы. И не потому, что у промышленных и финансовых боссов вдруг взыграет
совесть, а потому, что со временем они (их дети, внуки, правнуки…) убедятся в
том, что честные и открытые отношения в бизнесе гораздо выгоднее, чем обман.
Такое мое убеждение основывается на конкретных
живых примерах.
Эйндховен - это «Филипс»
Время безжалостно. Оно уносит не только
жизнь поколений, но и стирает позолоту с тех, кто был для своих поколений
героями и вождями. В осадке веков остаются
считанные единицы, бывшие не только эталонами своей эпохи, но и ставшие
предтечей будущего.
Среди них в историю, бесспорно, войдут
имена предпринимателей Филипсов, которые, начав свое дело с маленькой ламповой
фабрики в заштатном голландском городке Эйндховене, создали мощную
транснациональную компанию с филиалами почти во всех странах мира.
У истоков этой компании стояли братья
Жерар и Антон, которым в Голландии в канун двухтысячного года было посмертно
присвоено звание лучших предпринимателей 20-го столетия. «Филипс» дал миру
массовое производство ламп и радиоприемников, электробритв и магнитофонов,
телевизоров и компьютеров, лазерных дисков и медицинской техники. Это
общеизвестно, к тому же на свете есть компании и покруче. Но я - о другом:
братья Филипсы принесли миру не только новые технологии, но и, что гораздо
более существенно, пример новых отношений в производстве. Девиз концерна-
«Цифры важны, но люди важнее» - неизменно соблюдается здесь из поколения в поколение.
В восемнадцатом веке Филип Филипс,
торговец еврейского происхождения, унаследовал семейное дело – торговлю табаком
и текстилем. Он упорно расширял бизнес, выкраивая по гульдену на образование
своих десяти сыновей, которые проявили немалые способности к учению и
практическим делам. С годами они добавили к торговле табаком небольшую фабрику
по производству хлопковой ваты, заведение по обжариванию кофейных зерен и
газораспределительную станцию.
Увлечение электротехникой, перешедшее в
настоящую любовь к ней, проявилось у представителя пятого поколения Филипсов,
Жерара, который учился у знаменитого соотечественника Хендрика Лоренца,
создателя классической электронной теории. Получив диплом инженера, Жерар
основал в начале 90-х годов прошлого века в родном
Эйндховене
уже упомянутый ламповый заводик. Который в условиях жестокой конкуренции с продвинутыми немецкими фирмами
«Сименс», «АЕГ» и другими влачил жалкое существование. До тех пор, пока к
работе на нем не подключился младший брат Жерара, Антон, у которого оказался
незаурядный талант в организаторской и коммерческой деятельности. Со временем у
братьев разгорелось своеобразное соревнование, Антон старался продать больше
ламп, чем его брат производил, а тот – сделать больше, чем удавалось продать.
Особый интерес у братьев вызывал
необъятный российский рынок, где давно хозяйничали немцы, получавшие там
солидные заказы. Несмотря на заведомо, казалось, безнадежное дело, Антон решил рискнуть. Предварительно он
разослал всем российским торговцам и оптовикам, каких только нашел в
справочниках, красиво выполненные рекламные материалы «Филипса» и в начале
августа 1898 года отправился в Петербург. Без рекомендательных писем и не зная
чужого языка. Оптимист от природы, он не впал в уныние даже после того, как
выяснилось, что коммивояжеры из Германии в этом году уже изрядно пошерстили
русский рынок.
Полный энергии молодой Антон – ему тогда
было всего 24 года – обладал к тому же прирожденным даром сближения с людьми, и
ему очень быстро удалось завоевать доверие россиян. Привлекало в нем нечто, что
пришлось им по сердцу, и этим «нечто», прежде всего, были открытость и
честность. Если, к примеру, какой-нибудь тип лампы заказчику был по душе и он
делал неожиданно высокий заказ, Антон выказывал сомнение в необходимости столь
солидного запаса и советовал взять ровно столько, чтобы избежать затоваривания.
Как было не подружиться с таким? Со временем он стал в России «своим», его
называли Антоном Филипповичем и платили
ему дружбой за дружбу. Однажды он очень удивился, когда хорошо известная
ему санкт-петербургская фирма отказалась разместить очередной заказ, хотя
приняли его там с обычной теплотой. Оказалось, что эта фирма была на краю
банкротства и славного голландца просто не хотели впутывать в свои потери.
Уже в первый приезд в Россию Антону
удалось договориться о продаже половины того, что их заводик выпускал за целый
год. Наиболее примечательным был заказ на лампу-свечу, которая вставляется в
хрустальные канделябры, ими впоследствии был полностью освещен Эрмитаж.
Директор столичной электростанции, с которым он подружился, дал ему
рекомендательное письмо к распорядителю императорского двора, и переговоры с
этим царедворцем принесли «Филипсу» заказ на 50 тысяч ламп. Когда Антон сообщил
об этом в Эйндховен, там пришли в смятение и телеграфом запросили, а не
поставил ли он по ошибке лишний ноль. Ответ был:
“Fifty thousand. Funfzig tauzend. Cinquante mille”-Пятьдесят тысяч. Всего
же из этой поездки Антон привез заказов на сто с лишним тысяч ламп. После чего
завод в Эйндховене стал быстро расширяться.
Особо впечатлеющих успехов предприятие
добилось под руководством сына Антона Филипса Фредерика. Если раньше говорили,
что «Филипс»-это Эйндховен, то при нем стали говорить, что Эйндховен-это
«Филипс». А в деловом мире и сама Голландия нередко ассоциируется с именем
этого концерна.
Из рая в ад и обратно
В августе 1994 года в японской газете
«Джапан таймс» появился интригующий заголовок: «Большой бизнес предлагает миру
Моральный кодекс». Речь в обширной статье, опубликованной под этим заголовком,
шла о Декларации деловой этики, которую лондонская «Файненшл таймс» назвала
документом «единственным в своем роде».
А началось все с филипсовского отчета
«для внутреннего пользования», послужившего основой для пространного материала
в голландской газете «Хандельсблад»: «Фальшивая улыбка Японии». Известно, что в
80-х годах японцы, благодаря своим эффективным маркетинговым технологиям и демпинговым
ценам, начали вытеснять крупные западные компании с мирового рынка, доводя их
порой до банкротства, что оборачивалось в ряде стран потерей сотен тысяч
рабочих мест. Дошло до того, что многие средства массовой информации Америки и
Европы выступили с угрозами в адрес Японии, не чураясь даже военной
терминологии.
В этот критический момент со смелой
инициативой в дело вмешался Фредерик Филипс. Многие годы занимавшийся
неформальным «наведением мостов» в бизнесе в Международной организации «Моральное
перевооружение», базирующейся в горной швейцарской деревушке Ко-сюр-Монтре (в
отличие от громких и пышных посиделок в Давосе, здесь встречи крупных
промышленников и банкиров проходят спокойно и по-деловому), Фредерик Филипс
твердо верил в эффективность честного общения между людьми бизнеса и был
убежден в том, что возникшую сложную коллизию может устранить не торговая
война, а открытый диалог.
Об этой истории я узнал от самого
Фредерика на одной из очередных конференций «Морального перевооружения»,
которые довольно регулярно в те годы посещал, сейчас это движение называется
«Инициатива перемен». Эта организация заслуживает особого рассказа, именно по
ее инициативе в конце 40-х годов произошло сближение Франции с Германией,
положившее начало созданию Европейского Союза, и о нем я вкратце расскажу
позже. Когда мы познакомились,
Фредерику уже перевалило за восемьдесят, но это был физически крепкий человек с
живым, ясным умом и разносторонними интересами, любовью к живописи и
классической музыке, авиаспорту и бриджу. Так вышло, что мы «пришлись» друг
другу, и он мне поведал в подробностях о своей «японской» инициативе:
- Я понял, что политика Троянского коня,
которую применили японцы, чревата для всех нас, в том числе и для них самих,
самыми тяжкими последствиями, ведь большинство конфликтов в двадцатом веке
начиналось именно из-за таких дел. И тогда мне пришла идея разослать копии
статьи из газеты «Хандельсблад» двадцати японским промышленникам, со многими из
которых «Филипсу» доводилось сотрудничать, а некоторые даже были моими
друзьями. Особенно Каносуке Мацусита, основатель одной из самых солидных
промышленных групп Японии. Как и мои родители, он начинал с малого, изготовлял
лампочки для велосипедов, а в помощниках у него работала только жена. Замечателен
этот человек тем, что главными его помыслами была не прибыль, а желание
принести пользу людям, сделать мир более благополучным и счастливым. В начале
50-х годов он в поисках партнеров и высоких технологий приехал в Эйндховен, и с
этого момента началось наше сотрудничество, которое основывалось на полном
доверии, а затем переросло в настоящую дружбу.
- Итак, вы послали японским
бизнесменам копии статьи, осуждавшей их политику…
- От себя же я приписал им, что, питая самые
дружеские чувства к Японии, прошу
их подумать о последствиях проводимой ими политики и, может быть, решить
совместно с американцами и европейцами, как остановиться над пропастью, перед
которой мы все оказались.Вот так все и началось.
- А чем кончилось?
- Год спустя вместе с финансистом
Оливье Жискар д`Эстеном, братом бывшего президента Франции, мы организовали в
Ко двухдневную неформальную встречу европейских, американских и японских
бизнесменов. Хотя многие не верили, что японцы согласятся на такое. И не без
основания, поскольку первый блин, как это нередко случается, вышел комом.
Правда, не по вине японцев, им поначалу не давали рта открыть, европейцы и
американцы грубо навалились на них, обвиняя во всех грехах, реальных и
надуманных. На что спокойный обычно представитель фирмы «Мицубиси» разразился
ответной бранью. Пришлось прервать заседание и создать «кризисный» комитет,
который работал далеко заполночь. На следующий день собрание прошло намного
спокойнее и продуктивнее, В финальном коммюнике американцам рекомендовалось
сократить свой бюджетный дефицит, европейцам-повысить свои конкурентные
способности на мировом рынке, а японцам-открыть свой внутренний рынок для
конкуренции товарам стран Запада. Известный компромисс был достигнут. Мой друг
Каносуке Мацусита прокомментировал этот первый «круглый стол» таким образом:
«Сначала мы думали,что Ко-это рай земной, но нас здесь увлекли в настоящий ад.
И все же потом состоялся по-настоящему честный обмен мнениями, и в результате мы нашли то, что искали».
Моральный кодекс Большого бизнеса
При следующей нашей встрече в Ко я узнал от
Фредерика, что подобные встречи бизнесменов, где утрясались сложные проблемы,
стали постоянно действующими и проводились в разных странах: США, Канаде,
Индии, Мексике, Таиланде и других. Не всегда все проходило гладко. Сложным,
например, оказалось собрание на Тайване, где разгорелись острые споры вокруг
«двух Китаев». В такие моменты в роли миротворца неизменно выступал Фредерик
Филипс, который пользовался у тайваньцев непререкаемым авторитетом; именно его
концерн одним из первых решился на крупные вложения в индустрию острова. И
потому его доводы о желательности примирения с континентальным Китаем
прозвучали весьма весомо. А весной следующего, 1993 года, «круглый стол Ко»,-
так стали называться эти встречи, собрался в Китайской Народной Республике в
провинции Гуандунг, переживавшей в то время экономический бум. Губернатор ее Жу
Сенлин рассказал собравшимся о том, что пятнадцать лет назад было решено
превратить провинцию в экспериментальную лабораторию для опробования гибких мер
реформирования экономики всей страны. И что за последующие четырнадцать лет
валовый продукт Гуандунга вырос на тринадцать с лишним процентов. В ответном
слове президент известной японской фирмы «Кэнон» Рюзабуро Каку сказал: «Я вырос
в Китае, и потому у меня особое отношение к происходящим здесь переменам. Идея
социалистической рыночной экономики! – такого в истории еще не было, Эта идея
сочетает в себе справедливое распределение прибыли с гибкими формами
капитализма. Не исключаю, что она может послужить примером и для других стран».
Что касается Декларации о деловой
этике Большого бизнеса, то она была принята
летом 1994 года в Ко и стала ключевым моментом, как бы подводящим итог
всем предыдущим встречам. Председательствующий
на «круглом столе», утвердившим эту Декларацию , вице-президент Мирового банка
развития Жан-Луи Дерс образно представил проделанную работу как некую
химическую реакцию, через которую «опыт честного разрешения конфликтов
позволяет расширить атмосферу доверия в деловом мире, что, в свою очередь,
должно привести к выработке новой философии бизнеса». А уже упомянутый
президент «Кэнона» Рюзабуро Каку, определяя общий смысл Декларации, сказал, что
она соответствует японской традиции «Кёсей», согласно которой, мерой всех вещей
служит человек, являющийся самоцелью, а не средством на службе у других».
В Ко я ознакомился с Декларацией
деловой этики, излагающей принципы ведения бизнеса, разработанные «круглым
столом», детищем Фредерика Филипса. Это обширный документ, и я ограничусь тем,
что процитирую здесь только его суть. Во Введении к этому документу сказано,
что он «опирается на два основных этических идеала, один из которых означает
совместную жизнь и работу на общее благо, при том, что сотрудничество и
взаимное процветание сосуществуют со здоровой и честной конкуренцией, а второй
выражает понятие человеческого достоинства и имеет в виду святость и
самоценность каждой личности, которая явлется венцом, а не просто средством
достижения цели других людей или даже большинства». И далее: «Контакты на почве
бизнеса зачастую представляют собой начальную точку соприкосновения наций, и от
того, какие экономические и социальные
изменения проистекают вследствие этих контактов, зависит уровень страха
или доверия между людьми во всем мире. Члены
«Круглого стола Ко» настаивают прежде всего на том, что порядок должен
быть наведен в собственном доме, и на том, что необходимо приложить усилия и
понять, ЧТО правильно, а не КТО прав». Наконец, Декларация настаивает на
неприятии незаконных операций: «Предприятие не должно участвовать в сделках,
заключенных при помощи подкупа, в отмывании грязных денег, в составлении
фальшивой отчетности и прочих актах коррупции».
Декларация об этике бизнеса была
переведена на двенадцать языков и осенью 1994 года оглашена на саммите ООН в
Копенгагене.
Я слушал рассказ Фредерика о
«Круглых столах», о подготовке текста Декларации и про себя думал: а почему бы
не издать книгу его воспоминаний в России? Нашим бандитам-бизнесменам и
экономистам-теоретикам, творящим со страной чёрт знает что, такой опыт и
практика были бы весьма полезны. О чём и поведал своему собеседнику. Он сказал,
что питает к России особый интерес, помнит с какой надеждой следил в годы войны
за продвижением Красной армии. С её успехами голландцы связывали свои надежды
на скорейшее освобождение от фашистской оккупации. Такое не забывается. Да и отец много хорошего о России
рассказывал.
- Фредерик, а вы сами бывали в России?
- Да, в
1939 году мы с моей женой, Сильвией, посетили Москву и Ленинград. И тогда на
нас большое впечатление произвёли энтузиазм людей, строющих новую страну, и
бьющая ключом культурная жизнь, многочисленные театры, парки для отдыха.
Неплохое впечатление оставил московский элетроламповый завод, который я
посетил, и особенно-научные лаборатории, где проводились тонкие технические
эксперименты. Правда, у меня сложилось впечатление, что удачные лабораторные
разработки будут слишком медленно внедряться в промышленное производство, если
вообще достигнут его. Боюсь, что это вообще особенность русских интеллектуалов,
которые проявляют самый живой интерес к исследованиям, но как только получен
достойный результат, их интерес тут же угасает. Превращение научного достижения
в массовый продукт их, похоже, не увлекает. К примеру, мы видели в лабораториях
натриевые и ртутные лампы, так и не ставшие предметом производства. К
сожалению, нам не удалось близко пообщаться с рабочими и техническим персоналом
на заводах, где мы были, и с людьми на улице, нас слишком тесно опекали
работники Интуриста. Зато с высокими чиновниками от торговли и электроламповой
промышленности познакомились близко, они оказались куда менее компетентными,
чем те, с которыми имел дело отец. Правда, все они очень оживлялись. когда
узнавали от нас, что Карл Маркс работал над своим «Капиталом» в доме моего
прадеда Лиона Филипса, и по этому поводу было выпито несчетное количество
водки. За меня, за Сильвию и за Маркса. В целом же наш визит в Россию оказался
мало продуктивным, переговоры о строительстве в Москве завода по производству медицинского
оборудования закончились ничем. Что не мешает мне относиться к России с
симпатией. Кстати, сейчас продукция «Филипса» пользуется там неплохим спросом.
Прощаясь тогда с Фредериком, я снова
напомнил ему о книге для России, и он ответил, что подумает об этом.
В
гостях у Филипса
С тех пор прошло пять лет. Осенью 1999 года мне в Москву позвонила дочь
Фредерика Филипса Анньет, с которой мы за это время несколько раз встречались в
Ко и беседовали относительно перспектив будущей книги. Она сказала, что отец
согласен.
В ноябре этого же года по поручению издательства «Вагриус», которое
взялось за выпуск книги, я побывал в Эйндховене, где три дня был гостем
Фредерика. Уже изрядно за девяносто он оставался все таким же энергичным и
оптимистичным, как и пять лет назад. Будучи почетным членом международного
клуба «Ротари», принимал в его деятельности самое активное участие, был
прекрасно информирован о событиях в мире, помогал советами новому руководству
«Филипса». Правда, жаловался, что годы уже не те, устает и проводит «всего» три
деловых встречи в день.
Встретив меня, Фредерик сразу заявил, что сегодня - никаких разговоров о делах! Едем на стадион, где
футболисты команды «ПСВ-Эйндховен» (ПСВ-футбольный клуб «Филипса) проводят
очередную встречу чемпионата со знаменитым «Аяксом».Перед тем как выйти к
машине, оглядел меня критическим взглядом- а одет я был весьма легкомысленно, в
Голландии оказалось гораздо прохладнее, чем я предполагал, и, сняв с себя
шерстяную жилетку, натянул ее на меня. Очень теплая оказалась, так в ней я
потом и улетел в Москву, это было его категорическое требование.
На стадионе спустились в
раздевалку, где тренер Эрик Геретс давал последние наставления команде. Увидев
нас, умолк, и Фредерик обратился к ребятам: «Значит так, в первом тайме надо
забить два сухих мяча. Я понятно говорю?». Футболисты заулыбались, а Геретс
развел руками: «Ничего к сказанному добавить не имею, действуйте». «Эйндховен»
победил со счетом 5 : 0. И после каждого забитого гола болельщики вскакивали и оглашали стадион дикими воплями, а
сидевшие близко тянулись к Фредерику, чтобы пожать ему руку. По возвращении со стадиона хозяин организовал своеобразную экскурсию,
провел меня по дому, который не уступает вполне приличному музею. Тонкие
изделия и посуда из фарфора, оружейная комната с богатым набором старинного
оружия, картины знаменитых голландских и других европейских мастеров. У одной
из них, с портретом Мартина Лютера, принадлежавшей кисти немецкого художника
шестнадцатого века, Лукаса Кранаха, Фредерик задержался, сказал, что у нее
интересная история. Во время войны ею очень заинтересовался Герман Геринг,
бывший крайне амбициозным коллекционером. Через человека по имени Меркель,
приставленного контролировать деятельность
предприятий «Филипса», он неоднократно давал понять, что за ценой не
постоит. Фредерик сказал Меркелю, что его картины не продаются. Тот продолжал
настаивать и угрожать всяческими санкциями. В разговор вмешалась Сильвия:
«Господин Меркель, вы можете украсть у нас картины. Но купить их вы не сможете
никогда». С этим Фредерик и она покинули комнату, оставив в
ней Меркеля, а когда вернулись, ни его, ни картины уже не было. После освобождения
портрет Лютера обнаружился в Германии и был возвращен в дом, он был опознан по
тексту лютеровского гимна, который Сильвия загодя наклеила на его оборотной
стороне.
Последующие три дня мы гуляли по просекам обширного
соснового леса с зарослями рододендронов, окружавшего виллу, сидели у камина,
трапезничали и обсуждали проблемы
составления, композиции, объема, иллюстрирования будущей книги. Но не только.
Говорили о многих не относящихся к ней вещах.
К сожалению, я не смогу передать подробно в этом коротком очерке всего
интересного, о чем рассказал мне Фредерик, А рассказывал он о многом. О том как
на его заводах был организован во время оккупации саботаж, и как самые
качественные приемники тайно передавались участникам движения Сопротивления, о
том как рабочих фирмы «Филипса» угоняли в Германию и как ему удалось спасти от
Освенцима триста евреев, о том как он сам отсидел полгода в гестапо и
концлагере, а затем до прихода союзников скрывался в подполье,о своем увлечении
пилотированием, которое доставило ему немало острых ощущений. Об этом и о
многом другом можно будет узнать из его книги.
Особенно же в наших беседах меня
привлекала тема бизнеса и морали. Самые интересные, на мой взгляд, места из
этих бесед я решил дать здесь в форме вопросов и ответов.
- Фредерик, в чем вы видите основную причину успеха фирмы «Филипс»?
- Если коротко, то в коллективистском духе. В спаянности всего персонала
единой целью.
- Вы имеете в виду дух патернализма? Добрые отношения руководства с
рабочими?
- Ни в коем случае. Патернализм унижает людей. Я очень давно понял, что
весь коллектив предприятия должен принимать участие в его управлении. Это
главное. Поверьте, мне нелегко было внушить директорам наших заводов, чтобы они
обращались к рабочим не в приказном порядке: «Это должно быть сделано!» и «Вот
как надо это делать». Необходим другой подход: «Это надо сделать. Давайте
обсудим вместе, как лучше это сделать».
- Но ведь самое благое словесное обращение мало что
способно изменить на деле.
- Согласен. Привлечение к участию в производстве должно базироваться на
достаточно прочном образовательном фундаменте. Нынешние работники его имеют.
Школа, радио, телевидение обширная информация свое дело делают. К тому же мы
десятилетиями совершенствовали профтехучилища при заводах, обучение в которых
проходили тысячи подростков, будущих рабочих «Филипса», прививали им навыки к
личной инициативе и творческому труду. И если молодой человек заинтересован в
работе, он способен на многое. Многое зависит и от стиля руководства. В свое время, например, мы
разорвали цепочку сборки телевизоров, где каждый рабочий совершал механически
одну и ту же операцию. Разбив коллектив на мелкие бригады-от четырех до
двенадцати человек - мы добились того, чтобы, обмениваясь элементами сборки,
каждый был способен не только самостоятельно собрать телевизор, но и
проконтролировать его работу. Результат превзошел ожидания. Интеллектуальное и
моральное приобщение людей к процессам производства пробудило настоящие
творческие таланты и изобретательность, дремавшие в них подспудно. Этому
способствовала и политика открытости предприятия, которую мы проводим. И
убедились: чем больший объем информации идет сверху вниз, тем продуктивнее
интеллектуальная отдача снизу вверх. Мы стали проводить творческие конференции,
на которых получали от рядовых работников множество ценных предложений. Я уже
не говорю о том, что людям стало интереснее жить, хотя, может быть, это и есть
самое главное.
-
Скажите, Фредерик, а не изменилась ли на ваших заводах эта ситуация после того как вы передали пост
президента в другие руки?
-
Напротив. Оставив этот пост, я стал председателем наблюдательного совета, до
работы которого у меня из-за прежней загруженности руки не очень-то доходили.
Раньше этот совет рассматривался всего лишь как орган, пекущийся об интересах
акционеров. По новому положению ему был передан более широкий круг
обязанностей, что соответствовало тому, как менялись в обществе представления о
социальных мотивах предприятий. В особенности изменились отношения между
наблюдательным советом и рабочими комитетами: если прежде члены наблюдательного
совета назначались исключительно акционерами,
то теперь рабочим комитетам предоставляется право рекомендовать или отвести
любую кандидатуру. Вокруг этого иногда разгораются жаркие дискуссии, однако
главное то, что наши отношения определяются обоюдной заинтересованностью в
конструктивном решении всех проблем. При всем том это еще первые, очень робкие
шажки в нравственном совершенствовании мира бизнеса, но все начинается с
малого.
- А почему вы передали бразды правления компанией не одному
из трех сыновей, которые работают в системе «Филипса», а человеку, семейными
узами с вами не связанному?
- Мой отец тоже передал бразды правления не мне, а человеку
на тот момент более достойному такого высокого поста, чем я. До того как я
получил этот пост, мне пришлось долго карабкаться по производственным ступенькам
заводской иерархии. Конечно, в семейственности есть определенный плюс: когда
имя президента компании совпадает с ее названием, подчиненным работается
спокойнее, они знают, что он их не бросит, не будет искать места получше. Но
минусов гораздо больше: если фирма, ее дело попадает к наследнику, еще
недостаточно подготовленному к руководству, это, как правило , оборачивается
настоящей катастрофой, и примеров тому сотни. Я назначил своим преемником
Хенка ван Ремсдейка, твердо зная, что
лучшей кандидатуры мне не найти. За плечами у него был огромный опыт работы на
посту управляющего сбытом нашей продукции в Голландии, да и в качестве члена
правления он прекрасно знал «изнутри», как организована деятельность
президента. И, что немаловажно, здоровье у него было отменное. Что же касается
моих сыновей, то они с энтузиазмом работают на «Филипсе». Где они завершат свой
трудовой путь, зависит от них самих. Сегодня меня радует, что они больше
интересуются работой, чем высотой своего служебного положения. Так тому и
следует быть!
- Фредерик, вы были первым, кто предложил крупным корпорациям
принять кодекс этики поведения в бизнесе. Когда я рассказал об этом в Москве,
многие посмеялись над этим, приняли подобное за шутку.
- То, что посмеялись в России, которая переживает жестокий переходный
этап,
неудивительно. Но
первоначально это предложение приняли в штыки и наши западные партнеры.
- Чего ж тут удивительного, они ведь не только партнеры, но и
конкуренты.
- Да, конкуренты. Но я убежден, и это подтвердила жизнь,
что честные отношения в бизнесе не только нравственны, но и материально более
продуктивны. Для самих конкурентов. Я прожил долгую жизнь и пришел к такому
выводу на собственном опыте деловых связей. Расскажу, пожалуй, такую историю.
Известно, что «Филипс» первым создал
карманную кассету (Pocket cassette) и карманный магнитофон (Pocket recorder). Летом 1963 года наш австрийский филиал, где
изготовлялись магнитофоны и кассетники,
был готов к их серийному выпуску, В Вене уже даже разослали приглашения на пресс-конференцию
по случаю предстоящего события. В этот момент мне позвонил Макс Грюндиг и
попросил повременить с выпуском нашего ноу-хау: его фирма тоже работала над
изготовлением аналогичной аппаратуры, но они несколько припозднились. Что было
делать? Согласно принятым в бизнесе нормам, мы могли бы подложить «Грюндигу»
большую свинью и прилично заработать на своем приоритете. Но «Грюндиг» был и
нашим партнером, покупавшим филипсовские лампы и некоторые другие
комплектующие, а потому ссориться с ним не хотелось. Я решил посоветоваться с
членом нашего правления Хартонгом, который был куратором этого проекта. И он
порекомендовал пойти навстречу просьбе Макса Грюндига и вообще считал полезным
делиться технологией производства с другими предприятиями, уверяя, что ничего,
кроме пользы, это не принесет. Единичному производителю- говорил он- удастся
завладеть лишь очень ограниченной частью рынка, в одиночку заполнить мировой
рынок практически нереально. Если же позволить другим делать те же магнитофоны
и кассетники, товар распространится повсеместно, спрос взлетит настолько, что
даже, покрывая лишь часть общемировой потребности, мы сможем продать гораздо
больше товара, чем если придержим свое изобретение только для себя. Хартонг
убедил меня, впрочем он скорее подтвердил мои собственные мысли. Я позвонил в
Вену директору нашего представительства в Австрии и сказал ему: Дорогой
Ханнеман, извини, можешь ругать меня, как хочешь, но презентацию придется
отложить. Всю ответственность беру на себя.
- Каков же был результат?
- «Грюндиг» приспособил свои
магнитофоны к кассетам нашей системы, в дело вступили японцы, и по всему миру
карманные магнитофоны стали подгоняться к ней же.
- И вы не проиграли при этом в прибыли?
- Напротив. Мы продали в два раза больше магнитофонов, чем
прогнозировала наша маркетинговая служба. А главное, мы сохранили добрые
отношения с нашими партнерами-конкурентами.
- Фредерик, а какова была ваша политика в отношении
развивающихся стран? Я знаю, что, покинув пост президента, вы в течение трех лет были председателем
Атлантической компании развития Латинской Америки.
- Целью этой ассоциации была
помощь социальному и экономическому подъему стран южноамериканского континента
посредством создания благоприятного промышленного климата для развития
свободного предпринимательства. Это осуществлялось путем оказания им
технологической и финансовой помощи. Так
с помощью ассоциации в Эквадоре было открыто бутылочное производство, в
Коста-Рике-цементный, а в Никарагуа-лакокрасочный заводы, и этот список я мог
бы продолжить. При всем том, это была не просто благотворительность, но и работа, рассчитанная на получение
прибыли. Мы хотели показать, что помощь и инвестиции в проекты приносят со
временем позитивные результаты и тем, кто ее оказывает. Для меня польза от этой
работы была еще и в том, что, приезжая в какую-либо страну, я, естественно,
посещал предприятия «Филипса» и таким образом мог следить за развитием
проектов, начатых еще в мое президентство. Я вообще очень часто путешествовал
по свету и убедился в том, что многие промышленники и банкиры не ограничиваются
интересами только своих компаний и своих стран, но воспринимают мир как единое
целое.
- И все же признайте, что ваша
Декларация этических принципов не получила широкого отклика, и грязная
конкуренция, отмывание грязных денег, обман и прочая пакость еще преобладают в
мире бизнеса.
- К сожалению, это так. Сначала наша
акция встретила широкий отклик, но потом я понял, что это было скорее результатом
удивления, чем одобрения. Впрочем, мы и не рассчитывали на скорые результаты.
Ломка сознания - дело непростое и требует немалого времени. И бизнесменов,
которые руководствовались бы принципами морали, можно пока сосчитать по
пальцам. Но мы неоднократно говорили о том, что наша Декларация вовсе не
является каким-то руководством для других, это прежде всего, правила поведения
для самих участников «Круглых столов Ко». Которые однако надеются, на силу
собственного примера для бизнесменов всего мира.
- И вы искренне верите в силу собственного примера?
- Да, верю. Я верю, что весь
наш мир представляет собой систему, Существуют законы природы, подобные силе
гравитации, не подчиняясь которым мы рискуем жизнью или здоровьем. Точно так же
существует нечто вроде моральной вселенной, в которой действуют духовные нормы.
Можно пренебречь ими, но к добру это не приведет. Я убежден, что без принятия
этических ценностей экономика рынка обречена.
- Ну, до осознания этого всеми еще
очень и очень далеко. А вот могли бы вы дать хороший совет тем странам, которые
нынче переживают тяжелый экономический кризис? В первую очередь я имею в виду
свою родину, Россию.
- Сложный вопрос. Каждая страна
по-своему самобытна, и копировать чужой опыт вряд ли полезно. Но есть, пожалуй,
два общих условия для любой нации , пребывающей в кризисном состоянии. Это,
во-первых, умение и желание населения работать, не покладая рук, и, во-вторых,
мудрость руководителей государства, желающих и умеющих создать стимулы для
развития производительных сил. В качестве самой удачной, на мой взгляд,
иллюстрации к сказанному можно привести пример слабой и бедной послевоенной
Японии, которая в короткий срок поднялась, как на дрожжах, до уровня процветающих
государств. Японцы, наверное, как никакая другая нация, проявляют чудеса рвения
в труде, и им повезло в послевоенный период с мудрыми политиками, Я был очень
близко знаком с Нобусуке Киси, бывшим в 40-е годы министром, а в
50-е-премьер-министром Японии. Этого человека как раз отличали высокая
нравственность и честность. Своим поистине чудодейственным подъемом страна во
многом обязана именно его правительству. Надеюсь, что и Россия, переживающая
сейчас не лучшие времена, но обладающая огромным материальным потенциалом и
великим культурным и духовным наследством, с честью выйдет из этого состояния.
- Фредерик, а смогли бы вы ответить на вопрос: чего, по-вашему, можно ждать
человечеству в новом, двадцать первом, столетии? Не станут ли люди рабами техники,
как предрекают многие социологи?
- Рабами техники - нет. А вот рабами
денег и собственной жадности стать могут. Мир взбесился в погоне за
материальными благами. Людям уже стало мало одной виллы или одного автомобиля.
Не хочу выступать в роли Кассандры, но боюсь, что нас ожидает еще один
вселенский кризис, который заставит всех одуматься и понять, что простые
человеческие отношения- любовь, честность и порядочность- выше любых других
материй.
Книга воспоминаний Фредерика
Филипса «Формула успеха» вышла в России в
сентябре прошлого года. Тогда же в Москве, в конференц-зале ИТАР-ТАСС
была проведена ее презентация. На столе президиума среди других стояли таблички
с именами приглашенных представителей крупного российского бизнеса и правительства столицы: Альфреда Коха,
Петра Авена, Михаила Фридмана, Александра Музыкантского. Но они так и
остались декорацией. За столом сидели только Анньет и Дигна, дочери Фредерика,
да главный редактор издательства «Вагриус» Алексей Костанян. Правда, по ходу
пресс-конференции Кох и Авен все же появились. Стыдливо постояли у дверей за
спинами журналистов, немного послушали и тихо ушли. Бизнес и мораль? Смешно!
Год спустя я
поинтересовался у Алеши Костаняна, как расходится книга? Оказалось, что продано
мизерное количество, около 4 тысяч экземпляров. Это очень плохой политический
признак. Для России.
«Я – это и
они»
Итак, вопрос остается: может ли мораль
внедриться в экономику и политику, стать движущей силой истории? А проще
говоря, сможем ли мы жить по-человечески? Спор древний, идущий еще от
Скрижалей: не убий, не укради, не делай. Убивали, крали и ещё как делали! А
родоначальник немецкой классической философии Иммануил Кант не уставал
настаивать: в мире есть два чуда - звездное небо у нас над головой и мораль
внутри нас. И ввел в обиход понятие
«категорического императива», согласно которому человек, люди должны относиться
к другому человеку, другим людям, как к цели, а не средству и воспринимать эту
истину в качестве всеобщего закона.
Гегель возражал, справедливо замечая,
что закон не может носить отвлеченно-формального характера. И был в этом
поддержан Марксом, который назвал категорический императив Канта «чистым
самоопределением свободной воли, воли в себе и для себя».
Уже в наше время один из наиболее
компетентных философов советского периода Мераб Мамардашвили реабилитировал
формулу Канта. Правда, при одном непременном условии: «Соотнося себя с
остальными, человек отгораживается от них- «Я не они, Я другой». Вместо того.
чтобы осознать, что «Я-это и они». Лишь тогда может начаться переосмысление и
пересоздание истории».
А в мире между тем, несмотря на все
великие достижения науки и техники, все так же продолжают убивать, красть,
желать…Мозг как бы живет в двадцать первом веке, а сердце осталось в каменном.
И известный философ Александр Зиновьев ставит категорическую точку: «Честно
говоря, я не вижу тут проблемы, требующей усилия ума. Ответ, по-моему,
очевиден. Сферы экономики и политики функционируют по своим законам, которые не
имеют ничего общего с нормами морали. Это параллели, которые никогда не
сходятся. Разговоры о некоей моральной политике и моральной
экономике-идеологическая чушь и демагогия».
Позволю себе возразить уважаемому
Александру Зиновьеву. Нет спору, экономика и политика функционируют по иным
законам, нежели мораль, однако жизнь-это не мертвая геометрия, а постоянно
изменяющееся бытие, где вчерашние параллели могут сойтись сегодня. Что я и
попытался показать на конкретном примере Фредерика Филипса, для которого мораль
в бизнесе уже не формально-отвлеченная «воля в себе и для себя», но самая, что
ни на есть, объективная реальность, востребованная временем. Не в теории, а на
практике он продемонстрировал, что честность и открытость в экономике выгодна
для всех деловых партнеров. Ибо «я-это и они».
Отлично понимаю, что осознать и принять
подобное не просто, испокон века «бизнес» и «мораль» внедрялись в подкорку как
понятия полярно противоположные. А потому и не удивился, что пример Филипса
вызвал изрядный скепсис даже у людей мне близких. Они допускают, что такие
крупные корпорации, как «Филипс», имея огромные финансовые резервы, могут
позволить себе поиграть в честность, но для предприятий средней руки, а паче
мелких, каковых в экономике подавляющее большинство, подобные этические
эксперименты неизбежно закончатся полным банкротством.
В Горном доме
Снова хочу возразить. И опять-таки на
примере конкретного бизнесмена. На сей раз это Джеки Брандт, швейцарский
предприниматель, с которым, как и с Фредериком Филипсом, мы познакомились в
маленькой деревушке Ко-сюр-Монтрё, высоко в горах над Женевским озером. Здесь в
Маунтен хаузе, Горном доме, разместился Центр движения, о котором я уже
упоминал и которое долгое время называлось «Моральным перевооружением», а
совсем недавно получило не очень, на мой взгляд, удачное название «Инициативы
перемен», точнее было бы «Моральное обновление». Впрочем, это дело вкуса, от
перемены вывески суть его программы осталась неизменной: активное включение
морали в экономику и политику. Основатель этого движения американец Фрэнк
Бухман в самый разгар гонки вооружений в преддверии Второй мировой войны
определил ее следующими словами: «Нынешний кризис в основе своей-это кризис
морали. Вот почему народы должны взять на вооружение не пушки, а мораль.
Моральное здоровье-базис будущего экономического и политического здоровья». Его
призыв тогда не был услышан.
Я, конечно, понимаю, что и сегодня в
атмосфере ненависти, царящей в мире, мораль не в моде. И все же осознание того, что и нынешний кризис в основе своей
–это кризис морали, овладевает умами и сердцами людей, материализуется в
серьезное движение.
«Инициатива перемен»-это именно
движение, а не организация, слово «организация» в привычном его понимании здесь
не годится. В Горном доме нет ни официального членства, ни членских билетов и
взносов, ни официальных протоколов заседаний, ни даже начальников. Президента –
сейчас это Корнелио Самаруга, многие годы возглавлявший Международный комитет
Красного Креста - и других постоянных функционеров Горного дома, скорее можно
назвать устроителями встреч. Ибо самым, пожалуй, точным определением
«Инициативы перемен» будет «место неформальных встреч». Сюда ежегодно в летние
месяцы съезжаются люди со всех концов планеты, знакомятся и делятся своими
размышлениями, из которых нередко затем вытекают серьезные политические
инициативы.
Как-то на одной из таких встреч я
спросил у депутата Государственной Думы Владимира Аверчева, впервые посетившего
Ко, о его впечатлении от увиденного здесь. Он ответил, что просто потрясен:
«Пять лет я в Думе, и за эти годы привык к дискуссиям по самым различным
проблемам. Но здесь столкнулся с тем, что мы вовсе не дискутировали, а
обсуждали различные важные вопросы мировой политики с точки зрения человеческих
отношений и накопленного нами опыта. Никто никого ничему не учил и ни за что не
агитировал, и однако все это было очень весомо и поучительно. Я не могу себе
представить другого места, где бы политики позволили себе говорить таким образом. Нужно иметь большую
смелость, чтобы высказываться с такой откровенностью и так эмоционально. Я
привык к диспутам, где на первое место ставится политический расчёт.В Ко я
приобрел новый опыт, который что-то серьезно изменил во мне».
В Горном доме участники летних сессий
не только дискутируют, но, разбившись на бригады, вместе готовят трапезу, моют
посуду, работают в саду, играют в волейбол, теннис, выступают в самодеятельных
концертах. И становятся друзьями: католики с протестантами, индусы с
пакистанцами, евреи с арабами, сербы с албанцами, жители континентального Китая
с тайванцами и сторонниками далай-ламы, атеисты с приверженцами разных
религиозных конфессий… Имея швейцарские водительские права, я привозил на
грузовичке из Монтрё двадцатикилограммовые полиэтиленовые мешки с молоком для
всего сообщества. И подружился со многими интересными людьми. В их числе и с
Джеки Брандтом.
В гостях у Джеки Брандта
По окончании одной из сессий в Ко Джеки
пригласил меня посетить его предприятие, которое в 1997 году справило свой
столетний юбилей. Я с радостью согласился, мне давно хотелось побывать в Булле,
живописном городке кантона Фрибур, где оно находится. По дороге Джеки вкратце
поведал мне историю своего дела. Началось с того, что дед его установил в сарае
плавильные печи и занялся ремесленным производством домашней утвари из металла.
С развитием техники он начал изготовлять металлические конструкции для столбов
электропередач. Отец Джеки слыл великим умельцем, его оригинальные изделия из
кованого металла ценились как произведения искусства, их приобрела не одна
церковь.
Сам Джеки, представитель третьего
поколения, возглавил фамильное предприятие в 1970 году, когда развитие получило
алюминиевое производство, Он отказался от ремесленных поделок и стал
производить то, что сегодня называется легкими металлоконструкциями, прежде
всего, оконные и дверные рамы. Кстати, ими сейчас оборудован и Горный дом, это
был его подарок.
История интересная, но меня,
естественно, больше занимали проблемы социальные. И я взял, как говорится, быка
за рога:
-Мне известно, Джеки, что вы,
руководствуясь в своем деле принципами морали, организовали недавно в вашем
районе ряд дискуссий с участием швейцарских предпринимателей, профсоюзных
деятелей, политиков и ученых, в которых основное внимание было уделено вопросам
честности и открытости в деловых отношениях. Откуда это у вас?
-Наверное, это еще от деда и отца, о
которых я вам рассказывал. И - от Горного дома, с которым я сотрудничаю уже
четверть века. А вот к инициативе организовать дискуссии меня подтолкнул
кризис, начавшийся после падения цен на нефть. Из-за него кое-какие средние и
мелкие предприятия лопнули как мыльные пузыри, причем, в первую очередь те, что
занимались сомнительными махинациями. Именно это последнее обстоятельство и
навело меня на мысль, а не является ли это некоей закономерностью? Вот я и
предложил обсудить ситуацию, которая сложилась в мелких предприятиях,
насчитывающих по несколько десятков человек персонала. Такого, как наше.
-Да, я знаю. Об этой вашей инициативе
писали многие газеты. А в еженедельнике «Эбдо» меня привлек заголовок: «Портрет
патрона, не такого, как другие». Это-о вас.
-Это преувеличение. Я вовсе не
единственный, есть и другие. Иное дело, что нас, таких, не так уж много, это
правда, но кто-то всегда должен начать. Как та ласточка, что не делает еще
весны, но уже предвещает ее.
-И вы на организованных по вашей
инициативе дискуссиях призывали других предпринимателей руководствоваться
нормами морали?
-Нет. Я никого ни к чему не призывал.
Просто я показал, что в бизнесе можно быть честным и преуспевать.
-А когда, Джеки, вы поняли это сами?
-Это у меня тоже от деда и отца, они
были добрыми христианами. Но вот в Ко я осознал, что не имею права замыкаться в
своих моральных устоях, а должен открыться миру, начав прежде всего с тех, с
кем вместе работаю и ежедневно встречаюсь. И очень скоро убедился в том, что добрые
личные отношения - это еще далеко не все. Если я, патрон, остаюсь единственным,
кто решает все финансовые и производственные проблемы предприятия, то
заинтересовать по-настоящему свой персонал в его делах и его судьбе невозможно.
А следовательно, в кризисных ситуациях, которые нередки в рыночной экономике,
такое предприятие, где отсутствует сплоченность коллектива, подвержено большему
риску банкротства, чем там, где коллектив един, ведь один в поле не воин.
-И осознав это, вы…
-И осознав это, я стал посвящать
служащих и рабочих во все текущие дела предприятия, начиная с объемов
производства, планов его развития, сроков, покупки машин и кончая финансовыми
тонкостями. Это очень помогло создать атмосферу товарищеского доверия и общей
заинтересованности в росте производства. Причем настолько, что это превзошло
мои самые оптимистические ожидания.
-Но участвует ли ваш персонал в
принятии решений или вы только информируете его и консультируетесь с ним? А
делаете по-своему?
-Не обходится, конечно, без
разногласий, и тут все зависит от того, кто кого сможет убедить в своей
правоте. Окончательное решение принимаю я, но нередко следую совету своих
сотрудников.
-Например?
-Ну вот, к примеру, в период высокой
экономической конъюнктуры я решил построить еще один цех для того, чтобы
запустить серийное производство оконных рам. Мои опытные служащие отнеслись к
этому проекту настороженно, считая, что для потребностей нашего района нам
вполне хватает и существующих мощностей. Я согласился, правда, с тяжелым
сердцем, очень уж было заманчиво расширить дело. Но они оказались правы, уже
через год разразился первый нефтяной кризис, и заказы значительно снизились.
Тогда я по-настоящему оценил важность и эффективность коллективного мнения.
-Однако, Джеки, кризис, наверное,
должен был вас вынудить к мерам, непопулярным в коллективе?
-Конечно. Спад производства заставил
меня, после тщательных подсчетов, пойти на снижение заработной платы всему
персоналу, что, естественно, не вызвало энтузиазма. Но мои сотрудники произвели
свои расчеты и предложили мне иное решение, а именно-отказаться временно от
пятой недели оплачиваемого отпуска, который предусмотрен в коллективном
договоре. Я об этом не подумал. А бывает и так, что мне указывают на то, что
цены, которые я хочу предложить клиентам, завышены. Или занижены. Короче, мы
полностью открыты и честны друг перед другом, а потому я сплю спокойно и не
испытываю страха перед возможными трудностями.
«Безумная идея»
Слова Джеки Брандта звучали вполне
убедительно, но я продолжал «копать»:
-И всё же вам вряд ли удается быть
справедливым и одновременно избегать потерь. Законы рынка жестоки, и каждому
хозяину, даже самому добродетельному, приходится время от времени идти на
жертвы и прибегать к увольнениям.
-Вы правы. Бывают моменты, когда
действительно стоишь перед дилеммой: отказаться от невыгодных заказов или
сохранить штат. Но и тут мы решаем проблему солидарно и находим выход.
-А возможно ли это?
-Как-то именно в такой нелегкой
ситуации мне пришла безумная идея собрать коллег-конкурентов за
импровизированным круглым столом и поговорить с ними начистоту. Собрались, и я
им поведал, что из-за сокращения производства у меня появились «лишние»,
свободные рабочие руки, которые я могу им временно предложить. И что вы
думаете? Спустя несколько дней мне позвонил один из моих наиболее весомых
конкурентов и сказал, что имеет возможность занять часть моих рабочих на своем
заводе. Честно говоря, я не ожидал такого. Но вскоре другой конкурент,
пожаловавшись, что у него перегрузки и он не успевает выполнить в срок важный
заказ, попросил нас помочь ему. Что мы и сделали. А недавно я сам взял у
коллеги нескольких рабочих, чтобы они помогли нам не ударить лицом в грязь
перед нашими клиентами. И теперь
подобные контакты между конкурентами стали обычной практикой, удобной и
выгодной для всех. А главное то, что в результате изменилась сама психология
наших отношений, из врагов мы превратились в соратников.
-А вы не задумывались, Джеки, над тем,
что подобной практикой товарищеских контактов между конкурентами вы нарушаете
законы свободного рынка? И что это очень смахивает на идеи социализма?
Джеки Брандт рассмеялся. А я вспомнил,
как общался с Егором Гайдаром, помогая ему в работе над его книгой «Дни
поражений и побед», и как в ответ на мой вопрос о его мнении относительно концепций «конвергенции двух систем» и
«рыночного социализма», появившихся на Западе, он безапелляционно отрезал:
«Бред!». А между тем, эти концепции в свое время поддержал Андрей Сахаров,
который понимал под такой конвергенцией соединение, рыночной экономики с ее
индивидуальной предприимчивостью, служащей мощным стимулом технического прогресса,
с коллективистской психологией и общечеловеческой моралью, дающей цель и
направление этому прогрессу. К великому сожалению, российская экономика,
ведомая аморальными технократами, пошла по иному пути, который привел к тому,
что Россия, по словам умного американского экономиста Маршала Голдмана,
«вобрала в себя все самое худшее от капитализма и коммунизма».
Думаю, что пример Фредерика Филипса и
Джеки Брандта, представителей большого и малого капиталистического бизнеса
служит серьёзным аргументом не в пользу Гайдара и других запевал российских
реформ. Что же касается самого Джеки Брандта, то на мой вопрос о рыночном
социализме он ответил, что далек от политики и какой бы то ни было партийности,
что его партия - это Горный дом. А насчёт моей реплики о нарушении законов
свободного рынка сказал:
-Новые времена диктуют новые правила,
рынок не всесилен, и подобные нарушения его законов лишний раз подтверждают
эффективность принципов открытости и честности в деловых отношениях. Кстати,
инициативы, о которых я рассказывал, осуществляются сейчас в Швейцарии уже в
рамках общенациональной Ассоциации патроната. Это создает определенные гарантии
защищенности малого бизнеса в кризисные моменты. И государство поддерживает
наши инициативы, ибо мы частично снимаем с его плеч заботы по обустройству
безработных.
Мера всех вещей
-Так вы еще и патриот, Джеки!
-Чего у нас швейцарцев не отнимешь, так
это патриотизма, нам есть, чем гордиться. И заметьте, наверное, не случайно
Центр нашего движения обосновался именно в Швейцарии, стране с тремя
равноправными языками, разделенной на двадцать три самостоятельных кантона,
очень разных, но в рамках единой государственности. К тому же, в стране, вот уже
почти двести лет не принимавшей участия ни в одном военном конфликте. Вы не
согласны?
-Согласен. И все же простите меня за
дотошность: ведь бывают моменты, когда во всей вашей отрасли случается застой и
обмениваться кадрами не с кем. Что тогда?
-В рыночной экономике все может случиться, стихия-вещь неуправляемая. Но
вот, что я скажу: если вы ставите на первый план человека, он вырастает в
собственных глазах. Доверяя своим рабочим и служащим, я вижу, что они делают
больше того, что обязаны делать, и хотят знать больше, тянутся к знаниям.
Помогают своим менее опытным товарищам. А знающие, образованные кадры могут в
экстремальных ситуациях найти себе применение и в других, смежных сферах
производства. Это-в ответ на ваш вопрос. Со своей стороны, я стараюсь помочь их
профессиональному росту. Финансирую обучение молодежи, хотя знаю, что отдача от
нее придет значительно позднее. А кое-кто из бывших молодых уже стали моими
конкурентами, и я горжусь ими.
-Но вы же конкуренты?!
-Да. Но и друзья тоже…
Не правда ли, есть над чем
задуматься?
Беседуя, мы прошлись по заводским
цехам, тогда, в отпускной период, они были пусты, только на сборке конструкций
работали несколько человек. Побеседовали с ними. Потом пообедали в маленьком
экзотическом ресторанчике. Вместе с сыном Джеки, представителем четвертого
поколения семейного предприятия. Оба расспрашивали меня о России. Я рассказал о
наших олигархах, для которых мораль-все равно, что красная тряпка для быка. О
главном из них- Борисе Березовском, сказавшем, что он «нравственен только перед
самим собой и своей семьей», а все остальные его «мало интересуют». О Юлии
Дубове из команды Березовского, написавшем роман о российском бизнесе, в
котором утверждает, что любой бизнес, будь то дикий или цивилизованный, «по
сути своей рационален и находится вне морали». Те же, кто пытается зарабатывать
моральными методами, считает он, «просто не выживут».
Джеки выслушал меня внимательно и
сказал:
-Если выживут такие, как они, то вряд
ли выживет Россия.
Джеки плохо знает Россию. В своей
истории она выживала не раз, выживет и теперь. Вопрос в другом: какой ценой?
Впрочем, такой вопрос сейчас стоит и перед человечеством в целом. Ответ на него
в немалой степени зависит от того, станет ли мораль составной частью экономики
и политики. Смогут ли редкие пока ростки нравственности привиться на черствой
почве эгоизма. Сможет ли мерой всех вещей стать человек, а не доллар, евро или
рубль.
Вот в чем вопрос.
Бостон
– Москва, 2003