М.: Изд. фирма
"Восточная литература" РАН,
2000. 207 с.
Т.В.Панфилова
Название книги
подсказывает читателю, что речь в ней идет о тех традициях индийской
философии, которые, оказавшись созвучными нашему времени, активно
обсуждаются, подвергаются критике и переосмыслению, но тем не менее продолжают воспроизводиться, т.е.
живы до сих пор.
Если бы издание
носило чисто ритуальный характер, вероятно, писать на него рецензию
не имело бы смысла, однако оно показывает, что отмечать юбилейную дату
можно не только славословиями, но и содержательными, проблемными
статьями. Книга удачно продолжает начинание, предпринятое проф. М.Т.Степанянц в главе "Традиция и современность"
учебного пособия "Восточная философия" (М., 1997). В рецензии
на это пособие ("Восток" 1998, № 5) я выделила указанный раздел
как заслуживающий особого внимания, ибо в нем традиция представлена
в том виде, в каком она бытует на сегодняшний день. Актуальность же любого
положения определяется тем, насколько оно отвечает запросам времени.
Книга состоит
из двух разделов. В первый вошли статьи, посвященные характеристике
взглядов ряда видных индийских философов - сравнительно недавно скончавшихся или
ныне здравствующих. Некоторые из этих статей были опубликованы; другие
публикуются впервые. Во втором разделе представлены материалы, посвященные
отдельным сессиям Индийского философского конгресса или другим философским
мероприятиям, в которых принимали участие как индийские, так и советские
ученые. Поскольку этот раздел непосредственно связан с юбилеем Индийского
философского конгресса, которому посвящена книга, мне представляется целесообразным сначала
сказать несколько слов о нём. (Кстати, на мой взгляд, и в самой книге логичнее
было бы поменять разделы местами.)
Во второй раздел
вошли статьи, в разные годы уже опубликованные в отечественных журналах (в основном в "Вопросах
философии"). На возникающий в связи с этим вопрос: есть ли смысл в
такой перепечатке, тем более что каждая статья несет на себе печать
своего времени, я отвечаю положительно и уверена, что со мной согласится каждый
читатель, потрудившийся прочитать все статьи подряд. Полностью разделяю
мнение ответственного редактора сборника М.Т.Степанянц:
отчеты советских ученых об их участии в сессиях Индийского философского конгресса действительно составляют "своеобразную
летопись нашего восприятия индийской философской мысли" (с.5).
К сожалению, эта летопись не сопровождается обобщающей статьей, в которой
был бы подведён промежуточный итог совместной работе индийских и
российских (советских) ученых. Отдавая должное авторам сборника за
бережное отношение к нашему философскому наследию, отмечу
всё-таки, что обобщающий взгляд на него с позиций сегодняшнего дня для
издания подобного рода представляется вполне уместным. Ведь переосмысление
накопленного опыта не означает ни переписывания его заново, ни
отказа от прошлого. Речь, скорее, идет о выделении тех проблем, важность
которых проясняется лишь с годами и которые если и
были отмечены в своё время, то оценивались по-иному, чем
сегодня.
В предложенной
читателю летописи прослеживаются некоторые тенденции, заслуживающие
внимания и анализа. Например, если
мы отмечаем, что наше восприятие
индийской философской мысли с годами менялось, то, думаю, надо
было бы показать, как реагировала индийская философская общественность
на происходящие в нашем восприятии изменения. Для меня так и остался
открытым вопрос, представляют ли наши духовные искания хоть какой-нибудь
интерес для индийской стороны. Понятно внимание, с которым ряд индийских
философов в недавнем прошлом относились к марксизму как к теоретической
основе общественных преобразований. А вот вызывают ли у них интерес
наши попытки осмыслить общефилософские проблемы, включая глобальные
процессы, и почему вызывают или не вызывают, - тема, на мой взгляд,
достойная обсуждения. Мне представляется, что при таком подходе ярче
высветились бы присутствующие во втором разделе книги содержательные
моменты, выявление которых оставлено на усмотрение самого читателя.
В проблемном
отношении первый раздел, посвященный персоналиям, выглядит еще ярче.
Авторы вошедших в него статей, не претендуя на исчерпывающую характеристику
современного состояния индийской философской мысли, освещают особенности
философских воззрений тех индийских философов, которые не только
оказали и продолжают оказывать серьезное воздействие на духовную
жизнь своей страны, но и затронули чувствительные для российских исследователей
струны. В результате статьи этого раздела оказались неоднородными:
в одних просто излагаются воззрения того или иного философа, по каким-то
причинам представляющего особый интерес для данного автора; другие
носят заостренно-полемический характер и удачно вписались бы в некогда
популярную у нас серию книг "Над чем работают,
о чем спорят философы".
Конечно, каждый
автор вправе сам решать, что он считает нужным выделить во взглядах
того или иного философа и как преподнести материал, однако замечу,
что для читателя проблемное отношение предпочтительнее, поскольку
выполняет сразу две задачи: знакомит с особенностями учения и подключает
к осмыслению затронутых проблем.
Поскольку каждая
статья сборника достойна внимания, выскажу свои соображения по поводу
каждой из них.
В статье Н.А.Канаевой «Культурный синтез Сарвепалли
Радхакришнана» освещена многосторонняя деятельность
выдающегося индийского философа и общественного деятеля. Особое внимание автор уделила идее культурного
синтеза индийской и западноевропейской традиций, пронизывающей
все творчество Радхакришнана. Обстоятельно
изложив особенность его философских воззрений, автор, к сожалению,
не сочла нужным ни соотнести его взгляды с позицией других философов,
ставивших ту же самую проблему, или тем более усомниться в их истинности.
Безусловно, в издании, посвященном юбилейной дате, вполне допустимо
сосредоточиться на заслугах мыслителя, не подвергая критике его
философию. Мне, однако, представляется, что критический подход к
философии Радхакришнана не умалил бы его заслуг,
зато яснее представил бы современность затронутых им проблем. Так,
отмеченные в статье положения Радхакришнана
о том, что единство человечества не означает его единообразия, а
предпосылками действительного объединения людей стали наука, техника
и хозяйственная деятельность, не являются исключительно его достоянием,
а перекликаются с разработками А.Тойнби, К.Ясперса и других философов
ХХ века, о чем, по-моему, не лишне было бы упомянуть.
Положения Радхакришнана о том, что в Индии и на Западе традиционно
по-разному представляют себе идеал человека (в первом случае, как
стремящегося к гармонии с миром, во втором - как "экономического
человека"), воспроизводятся автором статьи без возражений.
На мой взгляд, это положение относится к области стереотипов, нуждающихся
в переосмыслении и исторической конкретизации, подобно тем мифам
об индийской философии, разоблачением которых занялся Дайя Кришна, за что его работа была высоко оценена
в статье В.К.Шохиным (см. ниже).
Подробному
описанию представлений поэта и философа посвящена статья С.Д.Серебряного
«Рабиндранат Тагор - поэт и философ». Она не только знакомит читателя со всеми сторонами жизни этого замечательного
человека, но и наводит на мысль о возможности параллелей между Индией
и Россией. И хотя автор справедливо призывает к осторожности при
сравнении двух стран, мне думается, что некоторые уроки из такого сопоставления
вполне можно извлечь. Например, поучительными представляются приведенные
в статье высказывания Тагора об особой миссии Индии в мире. Кому из
нас не доводилось слышать аналогичных рассуждений об исключительной
роли России, благополучно перекочевавших из XIX века в ХХ. Но если
кто-то еще претендует на особую роль, поневоле задумаешься над ее
обоснованием, а в результате, вероятно, возникнет сомнение в правомерности
собственных претензий на исключительность да
и претензий такого рода вообще. По-моему, это один из примеров того,
как нам следовало бы использовать духовный опыт других стран, к чему
призывает М.Т.Степанянц в статье, посвященной
философии Д.П.Чаттопадхъяи.
Воспроизведенное
в сборнике послесловие Н.П.Аникеева к книге Дебипрасада
Чаттопадхъяи "Индийский атеизм. Марксистский
анализ" (М.,1973) возвращает нас в начало 1970-х годов, когда книга
была опубликована на русском языке. Тем не менее
для юбилейного издания такая ретроспектива выглядит оправданной. Автор
послесловия особенно одобрительно
отзывается о борьбе Чаттопадхъяи с укоренившимися
представлениями об индийской философии как сугубо спиритуалистической
и религиозно-идеалистической. Эта проблема актуальна и сегодня,
о чем свидетельствует статья В.К.Шохина, в которой не только изложена,
но и критически откомментирована на современном
научном уровне позиция Дайя Кришны по этому вопросу.
Наряду с положительными
моментами, Н.П.Аникеев отмечает и недоработки
индийского философа в вопросе о возможности чисто рационального
и материалистического истолкования души. И хотя книга Д. Чаттопадхъяи, как и послесловие к ней, выдержаны в
духе излишней прямолинейности и односторонности, я отдаю должное
составителям сборника за то, что они включили в него и этот материал
- наше прошлое нужно творчески переосмыслять, а не отбрасывать. О том,
что такое переосмысление успешно осуществляется, свидетельствуют
другие статьи сборника, в том числе и уже упомянутые.
В центре внимания
О.В.Мезенцевой находятся представления Мар Грегориоса
о нынешнем состоянии индийской культуры и ее перспективах ("«ар
Грегориос о развитии индийской культуры и философии в
XIX-XX вв.»). Однако
изложение взглядов индийского мыслителя, как бы интересны они ни
были, не самая примечательная сторона статьи. Еще большее внимание
привлекает попытка автора осмыслить философские построения Мар Грегориоса в свете синергетики. Заданная автором
статьи дискуссионность подвигла меня на возражения.
О.В.Мезенцева
принимает без обсуждения претензию синергетики как междисциплинарного
направления исследований, связанного с познанием открытых и саморазвивающихся
систем, на статус методологической основы изучения общества. Но
в таком случае, прежде чем солидаризироваться с Мар Грегориосом в вопросе об упущенных индийским обществом
возможностях в области образования в начале XIX века, следовало
бы доказать, что индийское общество того времени представляло собой
открытую и саморазвивающуюся систему, что далеко не очевидно (хотя
об этом прямо заявлено на с.86). Больше того, если Мар Грегориос связывал
нынешнее состояние страны, охарактеризованное им как "нищета
философии и философия нищеты" (с.85), с ошибками тогдашних правителей
Индии в области образования, то мы вправе спросить, были ли эти ошибки
так уж случайны, как следовало бы ожидать в соответствии с синергетическим
подходом, или же, напротив, они были вполне предсказуемы, ибо отвечали
интересам тогдашних правящих кругов этой страны.
Если верно
последнее, то зачем обращаться к синергетике? Кстати, Мар Грегориос поставил вопрос об упущенных Индией исторических
возможностях без всякой синергетики. Достаточно было ему отказаться
от механистического и узкосциентистского
подхода в изучении общественных явлений, т.е. от позитивистской
"функциональной рациональности", а вовсе не от классического рационализма,
как ошибочно полагает автор статьи, и результаты не замедлили сказаться.
Ненужность синергетики в изучении истории косвенно подтвердила и
сама О.В.Мезенцева, показав в заключение, что осмысление взаимосвязи
исторических событий возвращает нас к знакомым темам, с которыми
успешно справлялся исторический материализм, базировавшийся,
кстати, на классическом рационализме
гегелевского типа.
Возражая против
переоценки роли синергетики в общественных науках, я в то же время считаю
статью О.В.Мезенцевой очень эвристичной благодаря
непривычному ракурсу, в котором рассмотрены труды индийского философа.
Статья А.Д.Литмана «<Философия науки> - две тенденции: Правас Дживан Чаудхури
и Абдул Рахман» представляет собой отрывок из
ранее опубликованной его книги "Современная индийская философия"
(М., 1985), которая и сейчас не утратила своего значения. В статье сопоставляются
две тенденции "философии науки" в Индии: абстрактно-идеалистическая,
ратующая за совмещение науки и религии на основе веданты, и рационалистическая,
опирающаяся на союз философии и естествознания. Автор статьи анализирует
причины существования указанных
тенденций, опираясь на работы А.Рахмана.
В остропроблемной
статье «Философия Джитендры Натха
Моханти: между Индией и Западом» В.Г.Лысенко полемизирует
с индийским учёным, позицию которого, впрочем, высоко оценивает и
с которым в значительной мере соглашается. При этом она затрагивает
проблемы, представляющие самостоятельный научный интерес. Так, отмечая
невозможность разделить "собственно западное" и "собственно
индийское" в творчестве мыслителя, органично включенного в
обе философские традиции, В.Г.Лысенко касается более широкой проблемы:
если философ одинаково свободно чувствует себя как в области феноменологической
(западной) философии, так и в области традиционно индийской, можно
ли считать его работу компаративистской? Мне представляется, что
определение компаративистики как мышления в терминах обеих традиций,
а не простого сопоставления последних (с.101), весьма интересно, хотя
и не бесспорно.
Оценивая рассуждения
Д.Моханти об индийской философии, В.Г.Лысенко
формулирует трудности, на которые наталкивается исследователь
в определении "индийскости". Эти положения
интересны ещё и тем, что подсказывают нам, с какими проблемами мы
столкнемся, пытаясь определить русскую или российскую специфику.
Особого внимания
заслуживают рассуждения автора о несостоятельности деления на
"живое" и "мертвое" в философии из-за неизбежного
субъективизма в выработке критериев. Она выражает решительное
несогласие с утверждением Д.Моханти о том,
что атомистические теории мертвы для философии и представляют интерес
только для истории науки, и её аргументированные
возражения, на мой взгляд, являются вкладом в разработку методологических
проблем.
Определяя
специфику философии Д.Моханти как "интеллектуальный
универсализм", в отличие от
"религиозно ангажированного универсализма неоиндуистских мыслителей", например, Радхакришнана (с.110), В.Г.Лысенко указывает на небесспорность, даже опасность принципов универсализма,
сколь бы демократичными и гуманными они ни казались.
С аналогичной
постановкой вопроса мы встречаемся и в статье М.Т.Степанянц,
посвященной философии Д.П.Чаттопадхъяи. Это наводит на мысль о том, что
"универсализм" беспокоит многих философов
как в Индии, так и в России. Тем удивительнее
мне кажется отсутствие серьезных попыток осмыслить природу универсализма. Представляет
ли он собой простое название множества сходных вещей или составляет
действительную основу их внутреннего единства? До
тех пор пока мы, вслед за Д.Моханти, будем исходить
из убежденности, что основу универсализма следует искать "в
единстве родовой способности мыслить, свойственной человечеству"
(с.110), нам не удастся избежать стандартизации и подделок под культуру,
сопровождаемых лозунгом "единства
человечества", поскольку "одинаковость" родовой способности
мыслить, названная "единством", уже фигурирует в определении
универсализма. На мой взгляд, "универсальность" следует
связывать с бесконечностью всемирно-исторического процесса, в рамках которого
нужна не одинаковость, а наоборот, "инаковость",
как, например, в процессе разделения труда.
Несмотря на
высказанное возражение, не могу не выразить признательность В.Г.Лысенко
за то, что её статья вызывает желание
поразмышлять над серьёзными проблемами.
Остропроблемной
является и статья В.К.Шохина "Дайя Кришна:
как из <индийской философии> сделать индийскую философию?"
Уже в заглавии присутствует парадокс, смысл которого автор статьи
раскрывает на материале работ Дайя Кришны. Заявляя
о "дефиците методологической авторефлексии
в историко-философской индологии" (с.114), В.К.Шохин, как мне представляется, вносит своей
статьей достойный вклад в ликвидацию
этого недостатка.
Автор солидаризируется
с утверждением Дайя Кришны, что восприятие индийской
философии сопряжено с рядом мифов,
от которых необходимо отказаться.
В противном случае, как считает В.К.Шохин, мы сталкиваемся с логическим
противоречием, когда исследователи рассматривают индийский философский
материал, с одной стороны, как "нормально философский", с
другой - как "не совсем философский" (с.122). Разделяя позицию
Дайя Кришны по существу вопроса, автор статьи
вместе с тем показывает, что его индийский
коллега в полемическом запале "перегибает палку", допуская
преувеличения и некорректности.
Не уставая
подчеркивать своё принципиальное согласие с предложенной ДайяКришной постановкой вопроса, В.К.Шохин подправляет
те его положения, в которых наблюдается "перехлест". Особенно
высоко оценивает он предпринятую индийским философом критику
"двойных стандартов" при сопоставлении западноевропейской
и индийской философий, когда под западноевропейской понимается
рационализм Нового времени, а при определении индийской соответствующий
этап логического рационализма просто игнорируется.
Хочу также
отметить важность затронутой темы, поскольку она актуальна и в осмыслении
самой западной философии, и во многих других областях.
В.К.Шохин подчеркивает,
что борьба Дайя Кришны за очищение индийской философии
от мифологем является серьезным вкладом в философскую компаративистику,
ибо делает индийскую философию сопоставимой с
западноевропейской. Тем самым он, как и В.Г.Лысенко, затрагивает вопрос
об определении философской компаративистики. Поскольку позиции
этих авторов по данному вопросу не совпадают, читатель получает
возможность познакомиться с разными взглядами на проблему.
Статья
Н.В.Исаевой «K.Satchidananda Murty: Sitting at the Feetof Sankara» посвящена
философским взглядам одного из ведущих специалистов по веданте К.Сатчидананда Мурти. Воздавая
должное К.С.Мурти за интерпретацию идей выдающихся
адвайтистов, особенно Шанкары,
автор отмечает его личный вклад в развитие адвайта-веданты,
поскольку считает, что обогатить древнее учение можно только точно
следуя ему и соотнося его вместе с тем с современностью, что, по её мнению, и удается сделать индийскому учёному.
Н.В.Исаева
проводит любопытные параллели между положениями адвайта-веданты в интерпретации К.С.Мурти
и некоторыми положениями западноевропейской философии. Так, Мурти разъясняет, что ведийские тексты представляют
собой несовершенный инструмент для выражения природы атмана и задача их состоит в том, чтобы устранить
все противоречащее единственности и единству атмана.
Когда цель достигнута и появилось истинное знание, надобность в посреднике,
включая ведийские тексты, отпадает
(с.136). Это соображение философа напомнило Н.В.Исаевой тезис Л.Виттгенштейна о том, что высказывание о реальности
можно критиковать или принимать до тех пор, пока не достигнут более высокий
уровень существования, после чего использованные средства следует
отбросить (с.137).
Опираясь на пояснения
К.С.Мурти, автор статьи показывает, что некоторым
аналогом атману в западноевропейской философии
является не гегелевский абсолютный дух, как может показаться на
первый взгляд, а <трансцендентальное Я> Гуссерля
(с.139). Эти и другие сопоставления положений адвайта-веданты
с положениями западноевропейской философии весьма познавательны
и побуждают по-новому взглянуть на привычные построения западноевропейской
философии.
В статье М.Т.Степанянц "<Dialectical Dynamism> of D.P.Chattopadhiaia" показан
вклад Д.П.Чаттопадхъяи - основателя Индийского
совета по философским исследованиям - в развитие контактов между философами Индии и России, а также обстоятельно
рассмотрен вопрос о соотношении традиции и современности, поскольку
эта центральная тема философских исканий Д.П.Чаттопадхъяи
актуальна и для нас. (Замечу, что в сборнике следовало бы указать,
что в данной статье речь идет о другом человеке, нежели в статье
Н.П.Аникеева). Как показывает М.Т.Степанянц, Д.П.Чаттопадхъяя привержен идее развития и прогресса,
который он считает явлением исключительно культурным, а не природным.
Поскольку не существует универсальной культуры, рассуждает индийский
философ, постольку прогресс тоже не универсален (с.142). Тем самым Д.П.Чаттопадхъяя, как и К.С.Мурти,
считает универсальность не только теоретически ошибочной, но и практически
опасной, ибо во имя универсальных принципов совершается насилие надо
всеми проявлениями, не укладывающимися в универсальные схемы.
Пожалуй, на эти положения Д.П.Чаттопадхъяи следовало
бы распространить критику, прозвучавшую по другому поводу в его адрес
со стороны автора статьи, за недостаточную аргументированность
позиции. В истолковании универсальности индийскому философу аргументов,
по-моему, не хватает.
Особого внимания,
с точки зрения М.Т.Степанянц, заслуживает критический
пересмотр западного образа мысли и мировоззрения в целом, последовательно
осуществляемый Д.П.Чаттопадхъяей.
Нельзя не согласиться с автором в том, что предостережения Чаттопадхъяи против чрезмерного увлечения западным
образом мысли не менее значимы для наших соотечественников,
чем для индийцев. Мне близок и понятен призыв М.Т.Степанянц использовать
опыт незападных стран, причем в решении не только
политических, но и жизненных проблем.
Публикация
рецензируемой книги является определенным вкладом в решение этой
задачи, ибо предоставляет нашим соотечественникам возможность познакомиться
с частицей духовного опыта Индии. (Правда, не совсем понятно, почему
две статьи напечатаны по-английски.) Мне хотелось бы видеть этот опыт
в более обобщенном виде. Статьи, представленные в сборнике, написаны
безотносительно друг к другу, что вполне понятно и объяснимо. В то
же время, хотя каждый из рассматриваемых философов занимался своими
проблемами, некоторые из проблем совпадают. Было бы интересно познакомиться
с тем, как авторы оценивают сходство или различие в постановке вопроса
различными индийскими учёными, представляющими разные направления
философской мысли.
В книге встречаются
досадные опечатки. Так, вместо Поттер напечатано
Поппер (с.118); вместо Гаутама-смрити - Гаутама-смирти (с.
126).
Высказанными
замечаниями, которые нисколько не умаляют достоинств книги, мне хотелось
подсказать авторскому коллективу одно из направлений дальнейшей
работы. В целом же сборник получился и познавательным, и дискуссионным.
По-моему, он является удачным образцом юбилейного издания.
«Восток»,
2001, №5.