Панфилова Т.В.,

профессор, д.ф.н.

 

 

Проблемы осмысления места России в глобализирующемся мире

 

 

Нынешнее положение России в мире весьма тревожно. И дело не только в политических и экономических трудностях. На карту поставлена историческая субъектность страны, т.е. её способность выступать на международной арене как субъект исторического действия. Сложившееся положение вынуждает к тому, чтобы проанализировать его истоки и попытаться найти достойный выход.

 Задача настоящих заметок состоит не в том, чтобы нарисовать безрадостную картину положения России в глобализирующемся мире, а в том, чтобы поискать возможности её осмыслить. Поскольку целостной теоретической картины на сегодня не существует,  да и необходимость её не всегда  признается, изложенные соображения призваны подчеркнуть, что созданием такой картины необходимо заниматься, причем вероятнее  всего для этого потребуется и время, и совокупные усилия ряда ученых различных специальностей, особенно специалистов по социальной философии.

Негласное отрицание значимости мировоззренческого знания при выработке внешнеполитического курса страны я усматриваю, скажем, в заявлении высокопоставленного сотрудника МИД об отказе от идеологии во внешней политике. Казалось бы, речь идет об идеологии, а не о теоретическом знании. В действительности же такое заявление означает призыв обойтись политической прагматикой при определении внешнеполитического курса. Следовательно, дальше вступят в силу эмпирические обобщения, каковые и будут рассматриваться как подлинно научные. На какой основе будут делаться эти обобщения, остается неосмысленным. Скорее всего, они будут опираться на очевидность, что выглядит весьма соблазнительно.

В самом деле, почему бы не выстроить внешнюю политику в соответствии, скажем, с национальными интересами, каковые представляются самоочевидными, и не морочить себе голову абстрактными рассуждениями о российской цивилизации, например? Вопрос, однако, в том, как определить национальный интерес. Чей интерес имеется в виду: страны под названием Россия или российского государства; живущих на территории России народов или правящей верхушки, выступающей от имени народа? Даже приведенное перечисление показывает, что не всё так просто. Хотим мы того или нет, но понятие национального интереса несет на себе идеологическую нагрузку. Значит, отказ от идеологии во внешней политике невозможен, это пустая фраза, если только не проявление определенной идеологии. Боюсь, что, подобно тому, как «никакой политики - это тоже политика», никакой идеологии - это тоже идеология.

Остается примириться с неизбежностью идеологической подоплеки, пожелав при этом, чтобы идеология опиралась на теоретические разработки. Не исключено, однако, что эмпирические обобщения, заменившие нам науку, будут делаться с учетом того, что должно получиться в итоге по замыслу разработчиков внешнеполитического курса страны, имеющих собственное представление о национальном интересе, - представление, кажущееся им само собой разумеющимся, а в действительности выражающее особенность их социальной позиции. В результате мы будем тешить себя иллюзией, что опираемся на обобщение опыта, а в действительности окажемся в плену у очередной идеологии, навязанной обществу господствующей социальной группой и подминающей под себя науку.

Положение ещё более усложняется, если задуматься над тем, в какой форме выразить и представить национальный интерес. Такой вопрос неоднократно ставился и, на мой взгляд, вполне правомерно. Как мне представляется, здесь вновь затрагивается чисто теоретическая проблема, требующая системного взгляда на особенности страны и на её положение в мире, чем мы пока не располагаем и над чем ещё предстоит поработать.  Нельзя определить национальный интерес раз и навсегда, безотносительно к тому, что происходит со страной. Необходим постоянный теоретический анализ меняющейся обстановки.

Не менее интересно проанализировать и такое, казалось бы, бесспорное заявление сотрудников внешнеполитического ведомства, как отказ от вмешательства в чужие дела. Но где в условиях глобализирующегося мира кончаются свои дела и начинаются чужие? Возьмем недавние события на Балканах. Их участниками были другие государства, но разве не были затронуты и национальные интересы России? Вопрос обостряется, если учесть возрастающую роль международных корпораций и ослабление роли национальных государств. Боюсь, без теоретического анализа не обойтись и здесь. Ограничиться эмпирическими обобщениями равносильно принятию нынешнего статуса России как должного.

Какими возможностями понятийного осмысления мы располагаем? В запасе есть несколько вариантов. Впрочем, далеко не все представляются мне адекватными для осмысления поставленной проблемы. Так, попытки теоретически осмыслить место России во всемирной истории наталкиваются на ряд устойчивых стереотипов донаучного или вненаучного характера. И хотя отказ от них давно назрел, он даётся с большим трудом, поскольку привычные стереотипы уже стали элементом нашего национального самосознания и отход от них воспринимается чуть ли не как предательство. Важнейший из них - знаменитое тютчевское «Умом Россию не понять...», с помощью которого сразу ставится крест на попытках рационального анализа места России в мире, зато утверждается некая исключительность: вот, мол, какие мы непостижимые по сравнению с прочими скучными и познаваемыми странами и народами. Благодаря установке на непостижимость России  мы загоняем себя в заколдованный круг, ибо такая установка выводит нас за пределы науки, вследствие чего мы с неизбежностью придём к иррациональным выводам, что,  свою очередь, будет воспринято как подтверждение непостижимости России. Круг замкнулся, а мы по-прежнему ничего не поняли.

Другой, не менее распространённый стереотип связан с так называемым «евразийством» России. Имеет ли смысл сегодня выяснять, примыкает ли Россия по своей материальной и духовной  культуре к Востоку, или к Западу, или же она занимает промежуточное положение между ними?  Что мы проясним для себя, заявив, что Россия является мостом между Европой и Азией? По-моему, ничего. Да и кто уполномочил Россию выполнять связующую функцию между ними?

Одним из наиболее распространённых способов осмысления российской реальности является представление о России как о самостоятельной цивилизации. Если смысл представления сводится к тому, что народы России имеют самобытную культуру, то оно столь же неоспоримо, сколь и бесполезно, ибо у какого народа её нет? Если же в термин «цивилизация» вкладывается методологический смысл, то в правомерности такого утверждения приходится усомниться. Мне неоднократно доводилось говорить и писать о несостоятельности «цивилизационного подхода» как особого типа методологического исследования[U1] (Панфилова, 1993, 2000), и никто пока не опроверг  приведенных доводов. Если исключить из понятия «цивилизация» методологическую нагрузку, какое значение сегодня будет иметь подчеркивание того, что Россия представляет собой самостоятельную цивилизацию? По-моему, никакого. 

Как отнестись к тому, чтобы рассматривать Россию в качестве самостоятельной хозяйственной системы и связывать национальный интерес с поддержанием её экономической целостности? Определенный резон в этом есть, однако, нельзя не считаться в реальностью. А реальность такова:  в ходе глобализации в единую систему международного разделения труда втягиваются не народы,  не государства,  не целостные хозяйственные системы, а лишь отдельные хозяйственные единицы, которые вырываются  из традиционных экономических и культурных связей. Эту особенность формирования единой системы хозяйствования испытали на себе все участники всемирной истории, что выливалось  в  исторические драмы и побуждало руководство государств вмешиваться в процесс,  проводя соответствующую политику: то защищать своих производителей от воздействия извне, то обеспечивать им  возможность полностью развернуться за пределами страны,  то  снабжать  их рынками сбыта или сырьём и т.д. Сегодня в таком положении оказалась и Россия. Готово ли государство выполнить историческую миссию и защитить Россию как самостоятельный хозяйственный субъект с учетом того, что общемировая тенденция состоит в уменьшении роли национального государства, особенно в экономике?

Приходится считаться с тем, что в условиях глобализации международное положение страны определяется не по положению в пространстве относительно других стран, не по историческим или культурным достижениям её народа, а по функции в международном разделении труда. Видимо, это обстоятельство и станет важнейшим в осмыслении места России среди других стран. Сегодня Россия - поставщик сырья и рабочей силы. В этом качестве Россия, лишенная активного участия в формировании принципов международного разделения труда, вынуждена подчиняться требованиям, навязываемым извне. Создаются условия для распада страны на отдельные хозяйственные единицы, каждая из которых самостоятельно будет утверждаться на мировой арене. Только вот целостного социо-культурного образования, каким пока остается Россия, уже не будет. 

Если целостность России - ценность для нас, надо обеспечить ей статус полноправного субъекта исторического действия. Необходима комплексная программа, включающая как внешние, так и внутренние меры. Выполнить эту работу, помимо государства, некому. Но достаточно ли устойчиво наше государство и достаточно ли ответственно его руководство для того, чтобы вернуть России статус полноправного субъекта  исторического действия? У меня нет уверенности в этом.

Сомнения базируются в частности на том, что один развал страны нам уже довелось пережить. Чем его объяснить? Полностью соглашаюсь с теми исследователями, которые не связывают распад страны с так называемыми движениями за национальное освобождение, чем, однако, не исключается признание того, что  в республиках была создана национальная элита, стремившаяся высвободиться из-под опеки союзного центра и с этой целью более или менее успешно разыгравшая национальную карту. Но стоит ли отождествлять властные претензии национальных элит с движением за национальное освобождение? На мой взгляд, это идеологический стереотип, работающий на местную национальную элиту и поддерживаемый политическими силами, заинтересованными в ослаблении как тогдашнего СССР, так и нынешней России.

Столь же поверхностной мне представляется ссылка на то, что Советский Союз должен был распасться, как распались все империи. Боюсь, что и здесь мы имеем дело с идеологическим стереотипом, восходящем к некогда навешенному на нас ярлыку «империи зла». Я уж не говорю о том, что здесь вступает с силу принцип, известный еще из философии Д.Юма (XVIII век): из того, что до сих пор так было, не следует с необходимостью, будто так будет и дальше. Важнее разобраться, на каком основании  утверждается, будто СССР был империей. Готова согласиться, что некоторые внешние признаки налицо. Но насколько они существенны?

Известна ли в истории империя, в которой национальные окраины имели бы более высокий уровень жизни, чем метрополия, причем центр продолжал бы планировать сохранение сложившегося разрыва вместо того, чтобы перекачивать национальные богатства из окраин в центр? Неужели нам предлагается всерьез относиться к заявлениям типа того, что Советский Союз существовал за счет эксплуатации республик, например Грузии, тогда как на самом-то деле Грузия жила на дотации центра?

Можно ли безоговорочно говорить о национальном угнетении, если ряд этносов получил национальную письменность благодаря политике союзного центра и культура национальных окраин бурно развивалась? Кстати, после развала СССР выяснилось, что все желавшие говорить на родных языках, на них и говорят. Справедлив ли был упрек в том, что в Советском Союзе чуть ли не запрещалось использование национальных языков? Разве удалось бы в одночасье освоить национальный язык, если бы в предшествовавшие годы он находился под запретом?

Сказанное свидетельствует о том, что определение Советского Союза как империи нуждается в обосновании. В противном случае придется признать, что это штамп, работающий на определенную идеологию.

Мне представляется, что искать объективные причины развала СССР следовало бы в самом устройстве тогдашнего государства, в отчужденности властей предержащих от реальной жизни населения страны.

Октябрьская революция 1917 года и последующее образование Советского Союза проходили под лозунгом создания самого справедливого в мире общества. Что же получилось? Действительно, имелись серьёзные достижения, такие как ликвидация безграмотности, введение бесплатного образования и медицинского обслуживания. В то же время основное качество социализма - превращение развития личности в цель общественного производства - не только не было достигнуто, но и цель общественного развития была подменена другой, капиталистической по сути - развитие человека в качестве производительной силы.

Сегодня, обращаясь  мыслями к прошлому, отчётливо видишь, что объективных условий для построения социализма в Советском Союзе не было; их ещё надо было создавать, соотнося заявленные цели с реальными возможностями страны. Однако господствовавшая к тому времени верхушка пришла к власти и удерживала её, опираясь на однажды провозглашённые лозунги, несмотря на вопиющее расхождение между словами и делами. Отчуждение власти от общества нарастало: власти предержащие всё больше работали на воспроизводство собственных привилегий, тогда как общественные организации всё больше вытеснялись из области управления государством и принятия решений по жизненно важным для страны вопросам. В конечном счёте страна осталась советской только по названию: советы практически ничего не решали. В идеологии продолжал углубляться разрыв между реальными целями руководства страны и их словесным оформлением, что привело к духовному кризису общества, к массовому разочарованию в господствовавшей системе ценностей.  В атмосфере распада прежней духовности сработала потребность человека в системе ориентации, прекрасно описанная Э.Фроммом (Психоанализ..., 1995): люди готовы ухватиться за любую систему взглядов, лишь бы не остаться без мировоззренческих ориентиров. Люди и ухватились: кто за призыв к национальному освобождению; кто за религиозные верования, тем более что служители различных культов действительно пострадали от репрессий и теперь выглядели героями; кто за призывы к демократии, благо звучали они куда убедительнее, чем обещание построить коммунизм в ближайшие десятилетия; кто за пророчества «сатанистов» и прочих сект и т.д. В результате защищать целостность страны оказалось некому. Против развала страны выступала разве что небольшая группа учёных, предвидевших плачевные последствия этого события. Но руководство страны традиционно игнорировало их опасения, а для массы обывателей их научные выкладки представлялись чересчур заумными. Простому человеку нужны лозунги броские и понятные. Так и получилось то, что получилось.

Сказанное ни в коей мере не означает недооценки экономических провалов советского руководства или неблагоприятной конъюнктуры мирового рынка нефти. Не останавливаюсь на них подробно, заранее признавая, что всё это (и многое другое!) имело место и отрицательно сказывалось на «самочувствии» страны. Здесь важнее подчеркнуть, что каждый из перечисленных факторов был способен внести свой вклад в развал страны только в условиях системного кризиса, в котором оказался Советский Союз. Его-то и следует считать, на мой взгляд, подлинной причиной распада СССР. 

Но если признано наличие объективных причин распада страны, не означает ли это, что он был неизбежен и винить в нём некого?  Думаю, что в этом вопросе имеет смысл прибегнуть к философии. С точки зрения диалектики, объективное и субъективное - необходимые стороны саморазвивающегося процесса, в данном случае -развития общества. Объективные причины реализуются субъектом, осуществляющим деятельность в меру своего понимания объективных потребностей общественного развития. Субъект несёт ответственность и за степень своего проникновения в объект, и за выбор средств для осуществления деятельности.

Как бы драматично ни складывалась история СССР в довоенный период в условиях жёсткого диктата, но в послевоенное время руководство страны обязано было спохватиться и забеспокоиться по поводу отсутствия обратной связи и расхождения между провозглашаемыми принципами и их действительным осуществлением. Этого не было сделано. Реальные общественные потребности по-прежнему игнорировались. Из рекомендаций учёных в расчёт принимались лишь те, что не возмущали спокойствия и не требовали решительных перемен. Возмутителям спокойствия предлагалось вернуться в русло научной мысли, границы которой были очерчены на очередном съезде КПСС. В конечном счёте руководство страны окончательно утратило способность оценивать обстановку, не говоря уж о способности к самокритике, каковой оно никогда не отличалось. В решительный момент, когда необходимо было предпринять меры по недопущению развала страны, руководители разного уровня занялись делёжкой власти, в очередной раз доказав неспособность отделить общественные интересы от своих собственных.

Таким образом, наличие объективных причин развала СССР не отменяет персональной ответственности бывшего руководства за происшедшее. Больше того, анализ причин распада страны должен бы послужить хорошим уроком на будущее.

Удалось ли нынешнему руководству России избавиться от недостатков прежнего? Боюсь, что не только не удалось, но оно к этому не слишком-то и стремится. Отчуждение государства от общества не только не уменьшилось, но, похоже,  продолжает углубляться вследствие вопиющего социального расслоения и связанного с ним отказа от прежних завоеваний. Меня как преподавателя вуза особенно беспокоит фактический отказ от бесплатного высшего образования, чем компрометируются лозунги свободы и демократии. Вместо обновлённой системы ценностей мы получили повод для очередного разочарования, от которого недалеко и до цинизма. Не повторится ли история с идейным кризисом? Хотя в последние годы положение в стране несколько стабилизировалось, идейный вакуум остался. Его заполняют то проамериканская или проевропейская риторика, то религиозная идеология, то неофашистские призывы. Как всё это далеко от заявленного обновления! Боюсь, что окончательное искоренение духа коллективизма, унаследованного нами от прежних времён и хоть как-то удерживающего наше общество в целостности, дальнейшее насаждение индивидуализма и разобщённости ударят рикошетом по стабильности государства и приведут к печальным для страны последствиям. Можно ли на столь шатком основании утверждать историческую субъектность России? Сомнительно!

Приходится ныне ставить вопрос и о том, кто будет научно осмысливать происходящее? Проводящаяся в России реформа высшего образования  направлена на фактическое свёртывание общественной науки, поскольку в вузовских программах мировоззренческое знание уже сведено к минимуму, в результате чего отечественное обществоведение через несколько лет вероятнее всего просто прекратит своё существование. В осмыслении общества не останется ничего другого, помимо простейших эмпирических обобщений, не требующих ни соотнесения полученного знания с ценностями, ни критического подхода к действительности. Похоже, под видом обновления и осовременивания науки она снова приносится в жертву идеологии, на сей раз заимствованной.

Чтобы полноценно осмысливать положение собственной страны, надо развивать собственную науку, а не пристраиваться в хвост иноземной. Пока в России достаточно квалифицированных кадров для того, чтобы самостоятельно разрабатывать общественную теорию, творчески переосмысливая зарубежный опыт. Но кадры должны быть востребованы, на новые идеи должен быть спрос. Не будет этого - утратим последних ученых, способных к теоретическому мышлению в области общественных наук. Тогда вместо критического осмысления места России в глобализирующемся мире поневоле придётся довольствоваться тем местом, которое нам укажут.

Таким образом, мы оказываемся в противоречивом положении: с одной стороны, приходится полагаться на государство как на гаранта социальной стабильности и целостности страны; с другой - пока нет оснований надеяться на то, что руководство страны наконец-то озаботилось нашими проблемами в большей мере, чем воспроизводством собственных привилегий. В том-то и драматизм нашего положения. Как бы то ни было, но никуда не денешься от необходимости теоретического осмысления сложившегося положения вещей для выработки практических рекомендаций.

 

ЛИТЕРАТУРА

1. Панфилова Т.В. Россия в мировой политической истории // Философия мировой политики. Актуальные проблемы (Учебной пособие). - М., изд. МГИМО, 2000.

2. Панфилова Т.В. Формационный и цивилизационный подходы: возможности и ограниченность // Общественные науки и современность. - 1993. - № 6.

3. Фромм Э. Здоровое общество // Психоанализ и культура. Избранные труды Карен Хорни и Эриха Фромма. - М.: Юристъ, 1995. С. 326-327.

___________

Вышеприведенная статья впервые опубликована в журнале «Космополис»,

№3, 2008