Лунев С. И.

доктор исторических наук

 

Сохранение культурологической парадигмы как важнейшая функция гармоничного развития на примере России, Индии, Китая

 

        Еще накануне второй мировой войны все страны Азии и Африки, включая Японию, неимоверно отставали от Запада по всем экономическим и социальным параметрам. Это отставание и осознание своей "второсортности" обусловливали, с одной стороны, приниженное состояние других автохтонных цивилизаций по отношению к европейской, а с другой, - безграничные заимствования, безотносительно к тому, соответствовали ли они местным условиям. За послевоенное время темпы экономического роста развивающихся стран оказались существенно выше, чем развитых. При этом для последней четверти века характерен процесс, когда только отдельные страны показывают устойчивые темпы роста, превышающие среднемировые. Практически все эти государства сосредоточены в Азии [1].

       На фоне экономических успехов возрождение цивилизационных ценностей, начавшееся после достижения политической независимости, в последние два десятилетия сменилось отчуждением от основ европейской цивилизации. Особенно оно ускорилось с началом исламской революции в Иране. Достаточно отметить провозглашение приоритета исламских ценностей в целом ряде стран (Пакистан, Иран, Мавритания и др.), постепенное возрождение идей превосходства желтой расы, показываемое обследованиями в Японии с 80-х годов, усиление воинствующего индуизма в Индии и победа на выборах 1998 г. "Бхаратия Джаната Парти" (БДП), появление ветви воинствующего буддизма, первоначально в Шри Ланке, наконец, восстановление традиционных культов в ряде африканских стран.

       Процесс возрождения традиционных ценностей и отчуждения от многих ценностей европейской цивилизации порожден рядом разнородных причин. К ним относятся: существование значительных масс населения в системе традиционных отношений и проживающих ниже черты бедности, особенно в крупных странах, попытки части элиты достичь своих политических целей за счет запугивания образом внешнего врага, эйфория от первых несомненных успехов, размывание абсолютного превосходства европейской цивилизации и пр. Однако возникнув, эти процессы начинают самовоспроизводиться. Поэтому представляется, что нарастание отчужденности в социально-психологической и религиозно-культурной сферах сохранится на достаточно длительное время. В свою очередь, эти расходящиеся цивилизационные особенности оказывают влияние на формирование механизма развития, методы и формы его деятельности и т. п. В результате возникают не только разнотипные национально-производственные структуры, но и закрепляются цивилизационные отличия.

Цивилизационное поле, на котором осуществляется общественное развитие, очень обширно - от индивидуализма, этой основы западного общества, до коллективизма, т.е. приоритета коллектива над индивидом, свойственного традиционному восточному обществу, с существованием огромного количества промежуточных вариантов. Американской цивилизации присущ наиболее индивидуалистский путь (хотя тоже не абсолютный). Он позволяет США обеспечивать прогресс на путях либеральной экономики и полной, в западном понимании, свободы личности, но соответствует только американскому  обществу, с его исключительным историческим своеобразием. Западноевропейские государства, не говоря уже о североевропейских, отличает значительно меньший индивидуализм.

Для азиатских гигантов характерны различные модели развития. Китаю свойственен более традиционный путь, близкий к четкому коллективистскому вектору. Возможно, этим объясняется довольно легкое приобщение китайского общества к социалистическому опыту. Вместе с тем в 50-е и особенно в 60-е годы китайские руководители выбрали модель, не соответствующую традиционным нормам. Отказ КНР от обычной эволюционности и стремление революционными радикальными действиями (“Большой скачок” в 1958-1960 гг., начало “культурной революции” в 1966 г.) обеспечить прорыв страны вызвали лишь огромные потрясения, потерю людских и материальных ресурсов и замедление экономического развития. Возврат же Китая на более традиционный путь в 80-е годы (отказ как от радикализма, так и от слепого копирования западных политических систем; проведение определенных рыночных реформ в условиях сохранения контроля единого центра над основными рычагами управления страной) за одно десятилетие позволил ему выйти на второе место в мире по размерам ВВП по паритету покупательной способности (по данным ЦРУ, 5 трлн. долларов в 2000 г.[2]).

Для индийской цивилизации свойственен срединный путь - развитие по широкому полю, но довольно далеко от чисто коллективистского и индивидуалистского векторов (подобное развитие в целом свойственно и российской цивилизации). Именно определенная близость к западной цивилизации по подходу к фундаментальным проблемам и позволила Индии установить политическую систему, которая по сравнению со странами Юга наиболее соответствует большинству западных параметров. Социально-экономическое развитие Индии показывает, что и на этом пути, если он соответствует цивилизационным характеристикам общества, можно добиваться существенного прогресса. По объему ВВП, исчисленному по паритету покупательной способности, Индия обогнала Италию и Великобританию и практически сравнялась по его размерам с Германией, заняв четвертое-пятое место.

       В принципе подобная модель также отвечает цивилизационным особенностям России, но ее путь в ХХ веке отнюдь не был таким гладким. Октябрьская революция “опрокинула” Россию на коллективистский путь, но очень скоро началось эволюционное движение к индивидуализму (но до традиционного уровня Россия в рамках советской системы так и не дошла). В 90-е годы уже была предпринята попытка выбрать чисто индивидуалистский путь развития. Выборы чужой парадигмы Россией привели к тому, что в первом случае значительный прогресс по макроэкономическим показателям сопровождался потерями десятков миллионов жизни, а во втором - социально-экономическим регрессом, фактически не имеющим мировых аналогов для условий мирного времени (по индексу человеческого развития уже за 90-е годы страна скатилась из третьей десятки в седьмую [3]) [4].

       Любая попытка слепо копировать чужую модель приводит к серьезнейшим последствиям, что показывает опыт других азиатских стран. Так, в период правления Реза Пехлеви Иран был “витриной” западной модернизации. К 1979 г. Иран добился существенного прогресса по макроэкономическим показателям, но все это сопровождалось ухудшением материального положения и статуса огромного числа крестьян, рабочих и значительных слоев мелкой буржуазии, которых, к тому же, пытались лишить традиций в повседневной жизни; потерей социальной перспективы для среднего класса и «белых воротничков»; полной неустроенностью большинства молодежи. Это и предопределило победу иранской революции. Статистика ООН показывает удивительную вещь: именно после установления теократического правления, господства исламских законов и отказа практически от всего, связанного с европейскими нормами, Республика добилась весьма впечатляющего прогресса в развитии человеческого потенциала. В исламском Иране, по сравнению с шахским, ожидаемая продолжительность жизни поднялась с 50 лет до 68; коэффициент младенческой смертности упал более чем в 5 раз; удельный вес детей с пониженной массой тела упал почти в 3 раза. На образование в Иране тратят в относительных цифрах, как в Японии, и больше, чем в России, Люксембурге, Чехии [5].

       Напротив, строгий учет цивилизационных особенностей дает возможности обеспечить всесторонний прогресс. По-видимому, восточноазиатские страны добились колоссальных экономических успехов именно благодаря тому, что они отнюдь не буквально воспринимали западный путь. Эти государства совершили прорыв в условиях существования авторитарных режимов, с существенными элементами тоталитаризма. Трудно не заметить колоссальные отличия японской модели от западной в плане организации и политической, и экономической, и социальной жизни. Тайвань, где за полвека доход на душу населения увеличился более чем в 120 раз [6], не только полностью отверг “коммунистическую”  систему, но и отказался от большинства основных элементов западной демократии. Цивилизационные особенности в организации производства и управлении обществом, а также в структурировании последнего, все нагляднее проявляются в таких странах, как, например, Южная Корея, Индонезия и Таиланд.

Традиционно государство играло очень большую роль на Востоке. В Индии же, с ее «срединным» путем, государство было, как правило, существенно более слабым. Положение изменилось после завоевания независимости: «курс Неру» предполагал значительное повышение его роли. В экономике в собственность государства отошли все предприятия, принадлежавшие колониальным властям. Именно государственный сектор стал развиваться преимущественными темпами, а государство контролировало практически всю основную деятельность частных предпринимателей. За последнее время, в рамках процессов экономической глобализации, а также в определенной мере - постепенного возврата Индии к более традиционным цивилизационным ценностям, ситуация начала меняться. В ходе либерализации 90-х годов совместные расходы государства и штатов в ВВП вновь упали до четверти [7]  (правда, судя по опросам населения, большинство индийцев обеспокоено снижением роли государства [8]). Произошел постепенный отказ от лицензирования (до этого необходимо было получить согласие бюрократии даже на расширение производства). Но в Республике уже были созданы более тонкие механизмы государственного регулирования. Подобная институционализация позволяет сохранять контроль государства за проходящими макропроцессами.

В Китае, естественно, позиции государства значительно сильнее. Многие мифы российских либеральных радикалов о кардинальной экономической реформе в КНР просто не выдерживают критики. Никакого особого разгосударствления в Китае не произошло. В общем объеме промышленной продукции доля государственной и коллективной форм собственности составляла две трети, а индивидуальной – менее 20% [9]. Государство сохраняет полный контроль над макроэкономической сферой и способно в любой момент изменять стратегию развития. Необходимо принимать во внимание и то, что в КНР существует монополия компартии на власть, что дает возможность использовать не только экономические инструменты (так, в конце 90-х годов было принято решение об обязанности всех частных владельцев иметь на своем предприятии коммунистическую ячейку).

       Российские радикальные либералы преуспели в создании колоссального количества мифов на тему “рынка и государства” - например, о восточноазиатском “экономическом чуде”. По их представлениям, фантастический рывок этих стран объясняется именно отходом государства от руководства экономикой. На самом деле именно государство было основным “актором” социально-экономического развития в этих государствах. В самой “либеральной” восточноазиатской стране - Тайване - государство контролировало основы экономической жизни - вплоть до поддержания директивно низких цен на рис, основной продукт питания. Другое дело - что, как правило, государство в Восточной Азии не применяло чисто административные меры, а действовало с помощью законодательства.

       В 90-е годы в регионе произошло некоторое ослабление контроля за экономической сферой со стороны государства. Можно предположить, что именно это обстоятельство было одним из факторов, повлекших за собой начало “азиатского кризиса”. По крайней мере, официальные круги стран АСЕАН обвинили правительство Индонезии в неспособности контролировать собственных бизнесменов и воспрепятствовать получению ими многочисленных внешних краткосрочных займов (с чего и начался финансовый кризис).

       Собственно и на Западе государство занимает ключевые позиции. Снижение его роли в экономике происходит больше на словах, чем на деле. Достаточно привести следующие цифры. Доля государственных расходов в ВВП с 1913 г. по 1990 г. возросла в США  с 6,5% до 36%, в Великобритании - с 10% до 44%, во Франции - с 12% до 51,4%, в Германии - с 10% до 43,7%, в Италии - с 9,5% до 49,3% [10]. За последние 20 лет в странах - членах ОЭСР доля государственных расходов в ВВП выросла с 40,5% до 43,8%; лишь в Великобритании наблюдалось некоторое снижение этой доли (на 2%), а, во Франции, она, например, в 1998 г. составила 54,3%, а в Швеции - 60,8%[11].

Интересно отметить, что в России в 90-е годы эта цифра сократилась с 46-49% в 1988-1990 гг. до 25% [12]. Государство обязано играть ключевую роль и контролировать все сферы экономической деятельности: любой бизнес, в отсутствии реального контроля, будет стремится лишь к получению максимальной прибыли, что, как правило, не отвечает интересам подавляющего большинства населения.

В России сейчас очень слабое государство и необычайно влиятельная бюрократия, преследующая почти исключительно личные, а не государственные и национальные, интересы. И суперлиберальная идеология (вернее, вульгарно-либеральная - т.е. западный либерализм в интерпретации российских неофитов), и коммунистическая заводят Россию в тупик. В стране есть все основания для определенного усиления роли государства, но только по направлениям, уже давно выбранным и Севером и наиболее динамично развивающейся зоной Юга, а не по пути жесточайшей регламентации всех сфер деятельности, и при полном устранении чиновничьего произвола.

       При анализе цивилизационных возможностей важную роль играет культурная динамика и научно-техническая автономность крупнейших азиатских держав. Исследования коэффициента интеллектуальности показывают превосходство китайцев над представителями европеоидной расы. Что касается Индии, то ей, по сравнению с подавляющим большинством государств бывшего третьего мира, свойственна качественно более высокая степень восприятия дос­тижений новейшей технологии, умения населения пользоваться ими. Это обеспечивает способность Индии вырваться из порочного круга отсталости, осуществить экономическую модернизацию и встать на новую ступень НТР, что дает дополнительные возможности для расширения воздействия на процессы, проходящие в афро-азиатском мире.

       По темпам роста показателя среднего числа лет обучения взрослого населения во второй половине ХХ века Индия и Китай существенно обогнали развитые страны и государства Южной Европы и Латинской Америки. Конечно, ситуация с образованием в целом в азиатских странах пока весьма далека от идеальной, но следует учитывать изначально тяжелое положение, в каком они находились.

       Различная цивилизационная парадигма двух стран (схематично их модели можно назвать «элитарной» - для Индии и «эгалитарной» - для КНР) определила существенные отличия в этой сфере: заметно существенное превосходство Китая в плане базового образования, а Индии – высшего.     Обладая колоссальным интеллектуальным потенциалом на верхнем этаже и высококвалифицированными специалистами мирового уровня (правда, преимущество перед Китаем здесь уменьшается в результате оттока в развитые страны именно данных групп населения), Индия заметно проигрывает по качеству обычной квалифицированной рабочей силы.

       Бесспорно, Россия находится в несравненно лучшем положении по сравнению со своими южными соседями в сфере образования: в стране практически полная грамотность, высок процент лиц, охваченных всеми тремя ступенями образования (78%), весьма высок процент студентов к общему числу населения (Россия занимает 13-е место по этому показателю в мире). Однако в этой области происходят достаточно противоречивые процессы и не может не беспокоить определенное ухудшение ситуации по качественным параметрам.

       Существует устойчивая негативная для страны тенденция сокращения расходов на развитие человеческого капитала. Если в Индии и Китае совокупные частные и государственные расходы на образование, здравоохранение и НИОКР выросли до 8% ВВП, то в России за 90-е годы они упали с 9% до 7% [13]. Учитывая падение самого ВВП в России, можно придти к выводу, что инвестиции в человеческий капитал в стране в абсолютных цифрах сократились почти в 2 раза.

Анализируя цивилизационные факторы, обосновывающие претензии Китая и Индии на мировое лидерство, следует учитывать еще одно обстоятельство. В этих странах нет комплекса неполноценности перед цивилизациями Севера. Его не было ни в период английского господства в Индии, ни в начальные годы после достижения независимости, тогда одной из беднейших стран мира, ни в период полуколониального положения Китая и расчленения его территории на зоны влияния, ни в период полной зависимости от Советского Союза, когда И. В. Сталин был в состоянии диктовать кадровые перемены в китайском руководстве. В азиатских гигантах отсутствует осознание приниженности, и как следствие этого - проявления подобострастности или, напротив, агрессивности. Индия и Китай - две величайшие цивилизации мира, и они (вместе с Древним Египтом и некоторыми другими) олицетворяли человеческое развитие в течение четырех тысяч лет, что никогда не забывалось в азиатских государствах. Не следует забывать, что гегемония Севера насчитывает не более 300 лет, и в Азии не воспринимают европоцентричный взгляд на мир и его историю. Индийцы и особенно китайцы относились к диктату Севера как к временному явлению (понятие времени отличается от европейского у китайцев в корне, а у индийцев - в некоторой степени).

       Эволюционность и постепенность, имманентно присущие индийской и особенно китайской цивилизациям, несогласие с диктатом Севером и отказ идти у него на поводу характеризуют основной ход экономических реформ в азиатских гигантах. Напротив, как отмечалось, Россию в XX веке отличал необыкновенный радикализм. 

Россия является потенциально самой богатой страной мира. По расчетам Госкомстата РФ и Российской Академии наук, национальное богатство России составляет 340-380 трлн. долларов, и на душу населения национальных богатств в России в 2 раза больше, чем в США, и в 22 раза больше, чем в Японии [14]. Представляется, что единственной предпосылкой для быстрого всестороннего развития является наличие политической воли. Ее отсутствие во многом связано с двумя факторами: идеологическим вакуумом и цивилизационным расколом. После краха советской системы общество потеряло ценностные ориентиры. В начале 90-х годов россияне, с элитного до низового уровней, полагали, что простое освобождение от коммунистической модели развития моментально приведет к резкому повышению благосостояния населения и процветанию страны. Катастрофа со строительством “дикого капитализма” породила стремление искать новые парадигмы развития, но их пытаются найти в прошлом (восстановление советского общества или монархии и пр.), а не в будущем. Существует настоящий идеологический вакуум, что заставило Б. Ельцина даже подписать указ о необходимости выработать в течение года “национальную идею”.

Постоянные уступки Северу со стороны РФ показывают, что у страны, никогда не находившейся в полуколониальной зависимости и бывшей последние полвека сверхдержавой, комплекс неполноценности выражен в высшей степени. Российская цивилизация с культурологической точки зрения всегда была более близка к западной, но отличалась исключительным своеобразием. На первом этапе существования государственности у восточных славян Русь была составной частью европейской цивилизации и была практически изолирована от Юга. Не случайно, в древней русской литературе фактически нет сюжетов, заимствованных с Востока [15]. Татаро-монгольское нашествие и необъявленный крестовый поход Римской католической церкви против Руси привели к раздроблению последней и возникновению враждебной польско-литовской унии, которая отрезала Московию от Запада. На три столетия были прерваны практически любые связи. На Руси стала формироваться своя, совершенно особая цивилизация, отличная и от западной и от восточной. Активное развитие контактов с Югом и Востоком привело к превращению Руси в евразийскую державу. Раскол в православии при Алексее Михайловиче и насильственная модернизация и вестернизация, осуществленная в начале XVIII века императором Петром I, приблизила Российскую империю к другим европейским державам с точки зрения формы. Но эта попытка привела к появлению двух разнородных и часто противоречащих друг другу культур в России - верхов и низов, что сыграло самую негативную роль в дальнейшем. Одним из частных проявлений этого культурологического разлома и некритически проводимой вестернизации стала тенденция идентифицировать себя исключительно по отношению к западному стандарту, который неизбежно признавался за эталон. Такое отношение и было одним из факторов, приведших в начале века к победе марксизма (не надо забывать, что марксизм - западное явление), а в конце века - к строительству “дикого капитализма”, основанного на крайнем индивидуализме, культе потребления и силы (и одна, и другая концепция были доведены в российских условиях до крайности).

       Для успешного развития, в первую очередь, необходимо неизменное самоуважение, которое должно базироваться, как минимум, на надежде и оптимизме. Программы возрождения не должны содержать того, что повлечет отчаяние или уныние, а планка на шкале самооценки и оценки своей культуры и общества не должна опускаться вниз. Правда, следует отметить, что в самое последнее время произошли весьма существенные сдвиги в российском массовом сознании. Несмотря на все ушаты грязи, которые были вылиты на исторический путь страны, на национальный характер, на отдельные социальные группы и т.д., с конца 90-х годов началось некоторое укрепление самоуважения у российских жителей, при снижении оценок других наций и государств. В 2001 г. социологические опросы уже показывали, что более 70% россиян считают свою цивилизацию лучшей в мире.

Российская же элита по-прежнему свято верит в евро-центристскую «идеальную модель», испытывает очевидный комплекс неполноценности в отношении Европы и традиционно настроена крайне пессимистично в отношении собственной страны, что всегда вело к настоящему цинизму (и в дореволюционные времена, и в советский период, и сейчас).

       При обосновании цивилизационных претензий Китая и Индия на лидерство нельзя не отметить и расовый фактор, на который постоянно обращают внимание, прежде всего, в Индии (противостояние “белых”, с одной стороны, и “желтых”, “черных” и “коричневых”, с другой). Гегемония “белых” цивилизаций и культур не могла не вызвать у других сильного стремления к реваншу, а именно сейчас начинают появляться и первые возможности. Важную роль здесь играет и то обстоятельство, что общая история и единство задач, проистекающее из исторического развития и неравноправного положения в международном разделении труда, безусловно, цементируют узы стран Юга. Все это приводит к тому, что другие региональные державы зоны Юга (Бразилия, Индонезия и т. д.) с геополитической и психологической точки зрения скорее склонны к сотрудничеству с Китаем и Индией, чем с Западом. Прежняя модель участия в мирохозяйственном разделении труда препятствует пока образованию подобной коалиции, но по мере экономического роста лидеров Юга подобные препятствия будут постепенно сниматься.

       В принципе по этому параметру положение России выглядит предпочтительнее, чем у других стран Севера. Россия всегда в корне отличалась от любой другой империи - от Римской до Британской. В ней никогда не существовало народа-эксплуататора, а русские не имели больших прав, чем неславянские национальности. Российская периферия не грабилась, зачастую дотировалась, а местные элиты целиком включались в общероссийскую. Если и была определенная дискриминация, то - практически исключительно по религиозному принципу. В советский период страна неизменно поддерживала Юг в его противостоянии Западу (другое дело, по каким мотивам). Все это предопределяет достаточно доброжелательное отношение к России и русским в зоне Юга, что показывают все социологические опросы.

       Культурно-цивилизационные особенности китайского и индийского обществ способствуют укреплению позиций азиатских гигантов и в том плане, что ряд школ их философии издавна придавал большое значение человеку, его гармоничному совершенствованию и развитию моральных идеалов. Для индийского и китайского обществ в целом никогда не были характерны избыточная агрессивность и нетерпимость, свойственная некото­рым другим восточным цивилизациям (по-видимому, данное обстоятельство не берется в расчет при регулярно появляющихся прогнозах о возможном в будущем начале Пекином мировой войны). Для Китая на определенных этапах истории было свойственно стремление к самоизоляции и достаточно презрительное отношение к окружающему миру, но представляется, что в настоящий момент, после всех уроков XX века, этот культурологический пласт не оказывает серьезного воздействия. Соответственно, и в Индии колониальный период “растворил” ощущение своего превосходства и восприятие других как “варваров”. Сейчас индийцы и китайцы с готовностью воспринимают необходимость адаптации к своим условиям различных типов мирового опыта.

Таким образом, представляется, что в современном мире впечатляющих социально-экономических успехов страна может добиться, только если в ней была выбрана стратегия развития, применяющая достижения и опыт Севера, но при использовании и строгом учете цивилизационных особенностей данной страны.

Принимая во внимание колоссальные экономические успехи азиатских гигантов в последнее время, представляется, что России необходимо самым тщательным образом использовать опыт их стратегий. Особенно важно было бы осуществление коренного разворота к освоению внутреннего рынка, к резкому усилению вмешательства государства в экономические и социальные процессы, к увеличению инвестиций в человеческий капитал, к учету традиционных цивилизационных ценностей.

Речь не идет о полном отказе от заимствования достижений Севера (и тем более об автаркии и сужении сферы сотрудничества с западными странами), что лишь усугубит социально-экономическую и политическую обстановку в стране. Отъединение от развитых стран окончательно закроет России возможность существенного социально-экономического прогресса. Но опыт Севера необходимо адаптировать к российским условиям, а после «десятилетия реформ» азиатские страны стал еще ближе для переходного общества России, которая по формальным социально-экономическим показателям, стадиальности развития и стоящим задачам явно оказалась в категории развивающихся государств. Следует принимать во внимание и ее схожесть с крупнейшими азиатскими державами с точки зрения размеров территории, численности населения и размеров экономики.