Исследования средств коммуникации

Публикации

(c)Copyright Терин В.П., 2002 г.

Терин В.П.[1]

РОССИЯ И ГЛОБАЛЬНО-УПРАВЛЕНЧЕСКИЙ ИМПЕРАТИВ НАШЕГО ВРЕМЕНИ[2] 

  Он вспомнил веселую дурацкую пословицу: «Не теряйте, куме, силы, опускайтеся на дно».
М.А. Булгаков. «Белая гвардия».

I

Начнем, как и положено, с самого главного. Любая страна сегодня так или иначе участвует в глобализации. При этом, по расчетам моих знакомых в РАН, для того, чтобы Россия выжила и заняла достойное место в мире, необходимо делать все возможное для внедрения самых передовых технологий, а их применение, в свою очередь, должно стать определяющим для развития российской экономики в целом. Стать сырьевым придатком нам, по-видимому, не грозит: идя по этому пути, Россия, вероятнее всего, прекратит свое существование в качестве самостоятельного государства, а если и сохранит атрибуты независимости, то фактически перейдет под совместное или индивидуальное управление со стороны. 

Сюжет этот может показаться фантастичным, - хотя нам-то уж, казалось, о фантастичности говорить не приходится: ведь еще недавно множеству людей у нас вполне фантастичным казался развал Советского Союза (а за рубежом его обычно называли Россией). Чтобы не выступать в роли очередного звездочета или, тем более, Кассандры, приведу вполне прозаические соображения. 

К моменту распада Советского Союза страны Запада, прежде всего США, имели в своем распоряжении доказавшую свою эффективность совокупность средств глобального управленческого воздействия. С окончанием холодной войны встал вопрос об обновлении управленческого арсенала. На ведущее место выдвинулась сторона, сформированная с распадом колониализма и позволившая Западу сохранить господствующее влияние. 

На проходившем в Нью-Йорке Всемирном экономическом форуме директор-распорядитель Международного валютного фонда (МВФ) Хорст Кёлер (Köhler) осудил «протекционизм, практикуемый индустриальными государствами», добавив, что «в богатых странах слишком большой эгоизм не позволяет обществу отказаться от своих привилегий». Там же канцлер ФРГ Г. Шрёдер заявил, что «удары, нанесенные 11 сентября, явились прежде всего ясным указанием на отсутствие глобальной справедливости».

В тот же период информационные агентства сообщали о проходившем в бразильском городе Порту-Алегри Всемирном социальном форуме. Его участники критиковали США и Европейский Союз за то, что те, не теряя времени, принялись использовать результаты войны в Афганистане для укрепления протекционизма и предоставления далеко идущих прав транснациональным корпорациям посредством ВТО. 

И на одном, и на другом форуме критика строилась, в основном, по отношению к двум широко освещаемым в зарубежной прессе и наиболее очевидным фактам, характеризующим глобализацию в ее теперешней форме: во-первых, увеличивается разрыв между бедностью и богатством в мире в целом, а во-вторых - увеличивается разрыв между бедностью и богатством внутри стран-лидеров глобализации (социологи чикагского университета даже выступили с предупреждением об угрозе размывания среднего класса США, - а он традиционно считается опорой американского общества). 

В основе этих процессов - легко понятная реальность. Ведь, если говорить о технической стороне дела, рост в процессе глобализации происходит главным образом благодаря новым технологиям, а их осваивают в первую очередь наиболее сильными. Поэтому они становятся еще сильнее и еще больше уходят в отрыв. Следует иметь в виду и собственно управленческие аспекты.

Напомним, что когда шел демонтаж мировой колониальной системы, то в сознании множества людей у нас в стране и за рубежом он отождествлялся с борьбой народов колоний за национальное освобождение. Но тем самым не придавалось должного значения одному существенному факту. Дело в том, что при этом страны Запада поставили отношения теперь уже с бывшими колониями на выгодную для себя финансово-экономическую основу. Именно в этой трансформации увидел главный смысл деколонизации известный американский экономист К. Боулдинг, подсчитав, что в итоге отдача от них выросла в девять раз. 

Тем самым глобально значимые задачи, оформившиеся с исчезновением мировой колониальной системы, стали успешно решаться с упором на средства внешнего воздействия. Закономерный результат их применения – слабое, управляемое в основном со стороны государство, - пусть даже и с сохранением таких атрибутов власти, как президент, парламент, правительство и пр. 

Другой важной составляющей управленческого арсенала стали технологии общения, созданные в отношениях между странами индустриально развитого капитализма. Уже окончание войны во Вьетнаме указывало на то, что основное внимание капитанов бизнеса лежало за пределами «третьего мира».

По мере того как научно-техническая революция порождала средства, применение которых требовало глобального размаха, появлялись и соответствующие транснациональные мироощущения. Лидеры освоения ее результатов ориентировались в первую очередь на рыночное пространство, формируемое Северной Америкой, Западной Европой и Японией, что, в свою очередь, заставляло их усиленно работать над созданием механизмов управления мировым рынком, которые взяли бы на себя основную роль в обеспечении их интересов. Самоопределение Америки, да и всего индустриального капитализма, по отношению к новой планетарной реальности носило долговременный стратегический характер. 

В рамках глобального менеджериального подхода на Западе выросли два поколения управленцев как в высших эшелонах государственной власти и руководстве транснациональных компаний, так и на уровне непосредственных исполнителей. Иначе говоря, к настоящему времени в мире сформировался многочисленный слой людей, которые повседневно решают глобально значимые управленческие задачи. Необходимым условием успеха их работы является научное обеспечение.

 II

Еще в конце 60-х годов канадский исследователь Маршалл Маклуэн предложил понимать сложившийся к тому времени мир как «глобальную деревню» ("Земной шар, "обвязанный" линиями электросвязи, не больше деревни".). Особенно актуальными его идеи стали в последнее десятилетие.

Маклуэн исходил, во-первых, из того, что, электросвязь стала ведущим средством общения для подавляющей части человечества; во-вторых, что в результате этой мгновенно действующей связи пространство на Земле как бы исчезло и что, в-третьих, изо дня в день вступая в отношения посредством электрических средств общения (телевидения, радио, кино, телефона и пр.), люди вольно или невольно «влезают» в жизнь друг друга, а потому для них нормой стало рассуждать и поступать так, как если бы они действительно жили в одной деревне. Более того, Маклуэн обратил внимание на то, что посредством передачи электрических сигналов работает и нервная система, и создание глобально значимых систем электросвязи означает, что человечество как бы вынесло свою нервную систему вовне.

Задолго до Маклуэна в нашей стране отношения, существующие между нервно-психической деятельностью и электросвязью, показывал П. А. Флоренский (1882-1937), который был не только священником русской православной церкви и религиозным философом, но также физиком и математиком. Он рассматривал культуру через историю техники как продолжения человеческого тела и его органов, придумав слово «органопроекция», которым он обозначал проекцию человеком своих органов во вне путем технических изобретений. 

Электросвязь имела для него ключевое значение. По-видимому, в процессе ее изучения он и выдвинул задачу понимания проективной роли всей техники вообще. Приведем его высказывания: "Орудия расширяют область нашей деятельности тем, что они продолжают наше тело"; "...каждое данное состояние техники не есть окончательное и, следовательно, в каждый данный исторический момент не все органы или не все стороны органов проецируются в технику" и "нервная система проецируется электрическими приборами, с которыми она имеет, по-видимому, более чем только формальное сходство".[3]

В СССР идеи П.А. Флоренского стали вводиться в научный и гуманитарный обиход в конце 60-х годов, - то есть именно в тот период, когда М. Маклуэн выступил со своими рассуждениями о мире как глобальной деревне. Иначе говоря, у нас в то время были свои «Маклуэны», - но - в отличие от реального Маклуэна - им ходу не дали. 

В 1992 году известный российский социолог Б.А. Грушин, - по-видимому, имея в виду, мягко говоря, неутешительный итог многолетних попыток отечественного научного сообщества поставить развитие страны на исследовательскую основу, -  сказал, что у нас не информационное, а антиинформационное общество. Для человека информационного общества решающим доводом, очевидно,  является знание, - например, доказательный аргумент, - а не ссылка на авторитет, тем более насквозь фиктивный. Здесь нет середины. Иначе говоря, в отличие от человека информационного общества, человек антиинформационного общества, - что бы сам о себе он ни говорил, - исповедует культ воинствующего невежества. 

О будущем общества, где этот культ побеждает, можно не гадать. В этой связи небольшой пример. 

В свое время известный американский историк А. Шлесинджер назвал Кеннеди «первым американским президентом, для которого весь мир  стал внутренней  политикой», а небезызвестный З. Бжезинский, - позаимствовавший, кстати, понимание мира у Маклуэна, - добавил: «Джон Кеннеди, ухватив суть нового положения своей страны в мире, стал первым глобалистским президентом США». 

Именно с Кеннеди начинается перепрограммирование американской политики с международной (international politics) на мировую (world politics). Это была совсем не игра словами, поскольку к тому времени жизнь заставила американский политический истеблишмент, - во многом под влиянием впечатляющего отставания в космической технике от СССР, - пересмотреть свое отношение к глобально значимым управленческим возможностям. 

Это был революционный шаг (а американцы любят слово «революция»). Неслучайно исследователи политики США, подводя итоги поколение спустя, заключили, что «глобальная ответственность стала для американцев образом жизни», что «лишь США привержены политическому и военному глобализму, а Западная Европа в любом практическом отношении занята собой».[4]  

Этой точке зрения созвучны констатации отставания Западной Европы от США в области глобального менеджеризма, которыми завершилась проходившая одновременно с двумя всемирными форумами представительная конференция по безопасности в Мюнхене: в ходе кампании по борьбе с терроризмом европейские участники НАТО быстро убедились, что, несмотря на всё официальное равноправие, оказались ”под колпаком” США. В том же плане и заявления руководящих деятелей Европейского Союза о том, что США принимают решения без каких-либо консультаций, но требуют при этом безоговорочной поддержки. Ставя точку над «i», министр иностранных дел ФРГ Й. Фишер, как бы вспомнив давний антиамериканизм представляемой им партии «зеленых», заявил: «Мы не являемся сателлитами США.».

Речь, по существу, идет о вещи в общем-то само собой разумеющейся: США вышли на уровень управленческих технологий, которые позволяют смотреть сверху вниз даже на союзников. Афганистан был нужен им хотя бы потому, что позволил «раскрутить» средства глобального управленческого воздействия, в очередной раз убедившись в правильности взятого в свое время курса на глобализм.

Кеннеди открыл дорогу для привлечения к политике больших интеллектуальных сил. Линдон Джонсон, исполнявший после его убийства обязанности президента, был попроще. Но и он, тем не менее, был человеком информационного общества, когда заявил о своем отношении к интеллектуалу: «Этот идиот не сможет перейти дорогу без того, чтобы его не задавила машина, но такие люди нам нужны».

Если с первой частью этого заявления люди, определявшие тогда «отношение к интеллектуалу» у нас в стране, были, пожалуй, согласны, то по его второй части они думали иначе.

Что касается того же вопроса в современной России, вспоминается встреча с профессором нью-йоркского университета, рассказавшим о своем разговоре с «апостолом планирования» - знаменитым американским экономистом Василием Леонтьевым. Побывав в Москве, Леонтьев сказал ему: «Я больше к ним не приеду. Они ничего не слушают.». И не приехал.  

 

III

Духовная жизнь человека проходит в двух мирах. Один – мир, как он его видит, понимает и чувствует, мир, каким он существует только для него самого. Этот мир можно назвать субъективным, имея в виду, что каждый выступает в нем главным действующим лицом, стараясь подчинить своим желаниям мир, внешний по отношению к ним. Этот другой мир, - который, в отличие от первого, можно назвать объективным, - для духовной жизни человека не менее реален как мир, без которого он также не может существовать. 

Если первый в основном, – это мир качества, то для второго само собой разумеются характеризующие его количественные характеристики. Устойчивость человеческой жизни выражается в соотношении этих двух миров. 

Всегда были, есть и, наверное, будут люди, для которых мир их собственных переживаний настолько значим, что заслоняет собой второй мир, и происходит, таким образом, вытеснение и подмена в их сознании объективной реальности субъективной. Такие люди могут быть до крайности равнодушны к тому, что происходит с ними на самом деле. И если их много, то возникает вопрос об их социальной роли, понять которую невозможно, опираясь лишь на статистические показатели. 

Опросы в нашей стране показали, что у людей, очутившихся в тяжелом материальном положении, поддержку стали устойчиво вызывать политики, ассоциируемые с принадлежностью к государственной власти. Иначе говоря, это мнение людей, которые дошли до крайности и верят теперь только в поддержку «сверху». Если такую популярность принимать за критерий правильности действий, то получается, что «так держать». Этот парадокс, как и использование опросов в целях манипуляций, ставит под вопрос их целесообразность в России.

Народ, потенциал которого в силу характера организации общества расходуется неполноценно, не может не ощущать это в своей повседневной жизни. На Западе, откуда опросы были перенесены к нам, их результаты используются для укрепления социальной стабильности, соответствуя высокой значимости объективно верифицируемого мира в сознании граждан. Что касается нашей страны, то здесь можно выбрать наугад десять человек – и, наверное, девять из них не представляют себе наиболее важные для нее количественные показатели. Сравнительно немногие знают, что, судя по шкале доходов населения, разница между 10% тех, кто находится наверху, и 10% находящихся внизу примерно в 30 раз, или что, по данным Международного банка реконструкции и развития, примерно каждый четвертый человек у нас живет ниже прожиточного минимума, - а уже в этой связи возникает вопрос, насколько реально наша страна способна существовать как единое целое. 

Итак, с одной стороны, нет недостатка в указаниях на серьезность проблем, стоящих перед сегодняшней Россией, а с другой – множество людей к ним фактически равнодушно, поскольку равнодушно к внешней реальности своей жизни, привычно вытесняя ее своим психическим состоянием. Неслучайно такими людьми легко манипулируют, и голосуют они часто за тех, кто готов жить за их счет.

 

IV

Естественный путь подъема страны – использование всего трудового потенциала ее граждан. Это, в свою очередь, предполагает существование такого социального проекта, с которым сознательно отождествляет себя подавляющее большинство, поскольку видит в нем личные для себя выгоды. В этом случае люди неравнодушны и к цифрам как показателю реализации проекта и, соответственно, качеству работы органов государственной власти.  

Вспоминается опыт послевоенного восстановления Германии и Японии. Американцы, кстати, предложили К. Аденауэру, до того, как он стал первым канцлером ФРГ, поставить его у власти без всяких выборов, поскольку опасались неблагоприятного для себя исхода, но тот был против, по-видимому, понимая, что дело подъема страны требует полноценного мандата населения. Можно обратиться и к опыту стран, сумевших быстро подняться за последние десятилетия, - что, может быть, особенно значимо, когда слышишь ставшие чуть ли не привычными рассуждения об обреченности России.

Для успешного развития России, очевидно, необходимо, чтобы его недвусмысленно хотела подавляющая часть населения. Отсюда значение задачи вывести множество людей из состояния психического неблагополучия.

У этой проблемы есть, по крайней мере, два важных аспекта. Во-первых, наличие действительно общезначимого проекта (а его реализация предполагает план, конкретизируемый в заданиях и цифрах, когда становится ясно, что и с кого спрашивать), а во-вторых – обеспечение права на информацию и коммуникацию (коммуникацию как связь и коммуникацию как общение), когда каждый человек исходит из того, что если он чего-то не знает, то сможет узнать, и если он захочет высказаться, то будет услышан, - как это существует сегодня, например, в Сингапуре. Сказанное предполагает создание периодически обновляемых баз данных, доступ к которым позволял бы гражданам знать страну, в которой они живут, и свое место в ней. 

Без государственного обеспечения цифровая демократия, по-видимому, не состоится. А если иметь в виду, что демократия в самом общем смысле - это народовластие, то отсюда и вопросы к будущему России. 

До сих пор широко распространено убеждение, согласно которому информационное общество – это своего рода экзотика, приобщение к которой является скорее данью моде, чем первостатейной необходимостью. Отсюда задача добиться того, чтобы каждому человеку у нас стало ясно, - как это ясно очень и очень многим людям в других странах, - что переход в информационное общество является условием, которое само по себе еще  не гарантирует выживания и независимости, но без которого уже в недалеком будущем их обеспечивать вряд ли будет возможно. 

Когда смотришь на карту Интернет-мира, то вспоминается знаменитое Г. Уэллса "Россия во мгле". Разлад с действительностью стал особенно опасен в условиях, когда противоборства разрешаются средствами информационных технологий. Информационная война, как решение конфликтов противостоящих систем путем действий по программной настройке и перенастройке друг друга, давно уже стала реальностью. Киберконфликты распространяются на все сферы жизни, погружая общество в состояние войны всех против всех. 

Подведем итоги изложенному. Если для достижения цели нет средств, то их надо создать, - то есть они сами становятся целью. В мире давно существуют управленческие технологии, позволяющие успешно преодолевать пресловутый разрыв теории и практики. У нас же до сих пор типичен «практик», полагающий, что по-настоящему работает только он. Нашему обществу совершенно необходим такой проект, реализация которого объединит лучших теоретиков и практиков, став для всего общества Общим Делом. 

Поколение молодых граждан России не пережило за свою жизнь ни одного великого события, которое поднимало бы их над «средним уровнем», позволяя смотреть на свою страну как на ведущего участника мировой истории, - в отличие от поколений, неотъемлемой частью жизненного опыта которых являются такие события, как победа в Великой Отечественной войне, Спутник, запуск которого был назван Маршаллом Маклуэном "крупнейшей изо всех мыслимых революций в области информации", полет Юрия Гагарина. От того, будет ли у этого поколения опыт непосредственного переживания величия своей Родины аналогичный тому, который был и есть у их предшественников, в решающей мере зависит будущее России. Прорыв в информационное общество, как прорыв в жизнеутверждающее будущее, должен стать событием, опровергающим пессимистические прогнозы.

__________________________________________

[1] Если это нужно для представительских целей: я – профессор МГИМО, доктор социологических наук, кандидат философских наук, академик Международной академии связи.

[2] Статья опубликована в издании: Труды Международной Академии Связи. №2(22), 2002.

[3] Флоренский П. А., Органопроекция. - "Декоративное искусство СССР", 1969, №145, с. 39, 41-42.

[4] Orbis. 1983. Fall. 

e-mail: media@pr.ru