Жизнеспособная
идеология обновления - это, очевидно,
идеология, в соответствии с которой
Россия «вписывается» в современное
общество таким образом, что воплощает
передовые, определяющие его будущее
тенденции развития. Такая идеология
означает, что, соответствуя этим
тенденциям, Россия реализует
накопленный в ее собственном
историческом опыте созидательный
потенциал. В свою очередь, то, что в
процессе такого развития Россия
остается «сама собой», удостоверяется
и закрепляется у основной массы
населения страны ощущением «правды» (правды-истины
и правды-справедливости),
добровольным и деятельным принятием
значительным большинством граждан
происходящего. Можно смело утверждать,
что, - какими бы притягательными ни
представлялись просвещенному или
непросвещенному сознанию те или иные
«прозападные>» или «автохтонные»
модели устройства общества,- без
политической победы такой развития
России на ногах не удержаться.
Идеологическая
нейтральность этой формулировки
идеологии обновления свидетельствует
в пользу ее объективности, и она может
рассматриваться в качестве такого
типологизирующего духовного
образования, которое уже само по себе
должно оказывать конструктивное
воздействие на любую конкретную
идеологию обновления России, сама при
этом - в силу своей метаидеологической
всеобщности - над всеми такими
идеологиями возвышаясь. К ее «плюсу»
можно добавить и то, что, во-первых,
будучи так или иначе интегрирована
той конкретной идеологией, которая
будет брать верх в процессе
российского обновления, она повлияет
как на нее, так и на всю совокупность
действий, ею предполагаемую, а, во-вторых,
поскольку она будет усвоена
конкурирующими между собой
конкретными идеологиями обновления,
то станет умиротворяюще
воздействовать и на все пространство
идеологических противоборств,
способствуя ограничению и
преодолению известного «манихейского
начала» и поиску жизнеутверждающих
компромиссных решений.
Даже если и
иметь в виду все эти плюсы,
вспоминается, тем не менее, в этой
связи, что «скажи хоть сто раз халва,
но слаще не станет». Ведь при всей
возможной привлекательности таких
представлений об идеологии
российского обновления нельзя не
обратить внимания на то, что - со всей
своей реалистичностью, взвешенностью,
открытостью и многосторонностью -
выглядят они, в общем-то, настолько
вневременно и тривиально, что тут, как
говорится, не поспоришь. Более того,
встречаясь с такой формулировкой
идеологии обновления, невольно
вспоминаешь о ряде встреч и совещаний
последних лет по торжественной
выработке «консенсуса», «согласия», «примирения»,
- а они, в свою очередь, следовали
оставшейся у нас коротать
свой век известной установке
советского времени на иллюзионизм,
которую можно назвать «Давайте,
скажем!» («Давайте, возьмем и скажем,
что скоро построим коммунизм», «Давайте,
скажем, что у нас наступил развитой
социализм» и много подобных других «Давайте,
скажем!», в соответствии с которыми
организовывалась работа нашей - и «до»,
и «после» - огромной государственной
машины).
Люди, между
тем, чаще всего совсем не смотрят на
себя как на носителей той или иной
идеологии. Они склонны, вместе с тем,
полагать, что разъяснение какого-либо
недоразумения их и от этого
недоразумения, и от всех суждений, с
ним связанных, освобождает. Тем не
менее, внимательный (и вовсе при этом
не обязательно ученый) наблюдатель
знает, что в действительности всякого
рода недоразумения и после своего,
казалось бы, убедительного «разъяснения»
могут чувствовать себя в общественной
жизни вполне сносно, поскольку
условия, их порождающие и побуждающие
продолжать верить в их истинность,
остаются. Сказанное, напомним,
относится и к тому, что, казалось бы,
должно преодолеваться посредством
научных открытий (например,
объяснение того, что Земля - планета
гелиоцентрической системы, не мешает
при этом многим думать вполне
геоцентрически).
Иначе говоря,
установление соответствия между тем,
что у человека находится в голове, и
миром вне его головы осуществляется,
главным образом, совсем не путем
разъяснения тех или иных заблуждений
или истин, но в результате создания и
распространения таких новых условий
жизнедеятельности, которые даже за
искренними заблуждениями прочно
закрепляют статус суеверия и/или
предрассудка. Так, уже в силу влияния
условий жизни, людей разобщающих и
сталкивающих, не только идеологии
обновления, но и идеологии вообще - и
после известных теоретических
доказательств своего «превращенного
характера» (в соответствии с которым
идеология – это прежде всего
объективно необходимый способ
выражения частного интереса как
всеобщего) - продолжают, тем не менее,
зачастую восприниматься в качестве
самих по себе достаточно нейтральных
совокупностей политических, правовых,
этических и т.д. идей и взглядов, да к
тому же не только возвышающихся над
реальными противоречиями
общественной жизни, но и способных эту
жизнь себе подчинить. Отсюда
воспринимаемая многими (в том числе и
учеными) людьми как вполне разрешимая
задача создать «правильную идеологию»
и убедить общество принять ее, - и
тогда-то, мол, и в реальной жизни все
также пойдет «правильно».
Чтобы
выступить на суд общества, любая
идеология действительно должна
оформиться как таковая, то есть в
очищенном от непосредственного
влияния частного интереса виде.
Введший в самом начале XIX века понятие
«идеология» французский философ А. Л.
К. Дестют де Траси и в самом деле
полагал, что достаточно умело
обобщать сведения, накапливаемые
непосредственным чувственным опытом (а
не идти, например, на поводу у
равнодушных к этому опыту
теоретически обосновываемых догм),
чтобы сформулировать идеологию как
совокупность таких идей, следуя
которым, люди - наконец-то! - будут
получать в результате своих действий
то, чего от них ожидают.
Наполеон
Бонапарт называл людей, предложивших
ему свои услуги в качестве первых
идеологов, «болтунами». На самом же
деле, Дестют де Траси, несмотря на всю
наивность своего, с тех пор множество
раз опровергнутого, понимания
идеологии, был совершенно прав в том,
что, по существу,выделил в качестве
особой реальности неистребимые
устремления обычного сознания
постигать жизнь «напрямую», такой,
какая она есть на «самом деле», - и
доверять при этом себе больше, чем
любым стоящим над ним теориям и
объективно верифицируемым фактам (например,
обычному сознанию вовсе не дана
обусловленность его суждений
множеством факторов, которые
выявляются и соотносятся путем
профессионального исследования и
которые этим сознанием - уже по
незнанию своему - в расчет не
принимаются; отсюда, в частности,
прекращение доступа этого сознания к
достоверной информации как
необходимое условие для манипуляции
им).
Это
обстоятельство, в свою очередь,
означает, что идеологи российского
обновления, естественным для себя
образом думающие по универсальной для
обычного сознания схеме Дестюта де
Траси, и должны будут рассуждать и
даже теоретизировать, стремясь «выжать»
все, что можно, из своего обычного
понимания жизни, в том числе подчиняя
ему и соответственно препарируя и
попадающие к ним данные собственно
научных исследований. Такой способ
понимания того, как должна
формироваться идеология обновления,
не может не проявляться по отношению к
роли государства.